– Кто-то поставил пиво перед Сьюзен, – тихо сказала Тэсси, так что слышали только мы с Джеком.
Он поморщился и исподлобья посмотрел на столик, за которым сидела юная девушка. Он был похож на быка, готового к нападению.
Джек подошел к столу, наклонился и произнес несколько слов, обращаясь к собравшимся. Они рассмеялись. Когда парень в черном кожаном пиджаке попытался встать, Джек мягко толкнул его обратно и что-то прошептал ему на ухо.
– Напоминает ему о тюремном сроке за пособничество в развращении несовершеннолетних, – сообщила Тэсси. – Сейчас он скажет Сьюзен, что если она выпьет еще глоток, то он позвонит ее отцу. Каждую неделю одно и то же…
Она пошла принимать заказ у пары в дальнем конце стойки.
– Мне пора спать, – сказала я, когда Джек вернулся. – Спасибо за все!
– Да, мне тоже. Завтра будет напряженный день.
Он допил свой напиток одним долгим глотком, и мы поспешно разошлись, не глядя друг на друга.
На обратном пути мне пришлось пройти рядом со столом «пятнадцать на сорок». Один из парней с гладкими волосами и завитком на лбу обнимал Сьюзен за плечи и придвинул к ней кружку пива.
Я кое-что знала о подобных типах. В старших классах я отбивалась от них в темных кинотеатрах, а потом избегала их общества на офисных вечеринках или прогулках домой после «слепых свиданий», устроенных добросердечными подругами.
Проходя мимо, я толкнула стол, и пиво пролилось ему на колени.
– Прошу прощения, – с улыбкой сказала я.
Тэсси рассмеялась за стойкой бара.
На следующее утро моя голова болела от выпивки и недосыпа. Я была заинтригована местной манерой обращения со Сьюзен и ее приятелями, вспоминая собственную мятежную юность с поздними сбеганиями из дома на поэтические чтения в таверне «Белая лошадь» или чтобы подслушать сплетни о художниках в «Кедре». Я вылезала из окна, спускалась по пожарной лестнице и возвращалась рано утром, пока мать еще не вставала. А иногда я ходила в кафе «Сосьете» на Шеридан-сквер, где любили выпивать коммунисты.
Я считала себя ловкой и хитроумной, но оказалось, что все это время мать знала о моих похождениях. Она призналась в этом после того, как я поступила в колледж, когда вдруг решила перекрасить стены моей комнаты в честь моих первых успехов.
– Избавься от потертостей и царапин на подоконнике, оставшихся после твоих вылазок, – сказала она и добавила, увидев мое потрясенное лицо: – Не забывай, что когда-то я тоже была школьницей и знаю, как убегать из дома по ночам!
Я проснулась с тоской по матери и желанием снова поговорить с ней, снова почувствовать ее объятия. Несчастная от этой потребности. «Такого больше не будет», – сказала я себе.
Завтрак подавала Тэсси, а не Джек. Я надеялась увидеть его, чтобы пожелать доброго утра. Хотела поблагодарить за компанию вчера. Быстро проглотив еду, я вернулась в свой номер и устроилась за маленьким шатким столом: стала записывать впечатления, короткие заметки о Саре и ее воспоминаниях, рисунках и картинах Пикассо, созданных в эти годы.
Двадцатые были одним из самых плодотворных периодов Пикассо. Но работы этих лет простирались от его раннего кубизма до неоклассицизма, от угловатых и жестких фигур commedia dell’arte[41] до округлых и сентиментальных матерей с детьми, а затем до периода «пляжа Динар» с энергичной динамикой, отделяющей нарисованное тело от настоящих фигур.
А потом, в 1928 году, он напишет картину «На пляже» – настолько абстрактную, насколько это было возможно тогда, полную ярких красок и узоров. Некоторые историки искусства считают ее ответом и вызовом его другу и сопернику Матиссу. Просматривая свои записи, я гадала, думал ли Пикассо о пляже в Антибе, где сидел рядом с Сарой и наблюдал за играми детей, когда писал эту картину. Энергия радости, энергия тепла…
Но через десять лет он написал «Гернику» – величайшее политическое полотно нашего столетия. Оно было создано художником, который до того не выражал свои политические взгляды. «Герника» с ее кубистскими формами, объятыми ужасом и скорбящими женщинами, мертвыми детьми и разрушениями была написана в черно-белых тонах, без единого проблеска других красок на огромном холсте. Эта потрясающая антивоенная декларация была создана после того, как немцы разбомбили баскский городок по запросу Франко, который был готов опустошить свою страну ради укрепления собственной власти. Бомбардировку провели в базарный день, чтобы погибло как можно больше мирных жителей.