– Что стряслось, мам? – шестилетняя Гонория подошла к моему стулу за ужином в тот вечер.
– Почему ты думаешь, что со мной что-то случилось, милая?
– Ты даже не попробовала твои любимые артишоки. – Гонория очистила один из них от листьев и обмакнула в майонез, словно показывая мне, как нужно употреблять артишоки.
– Мама не голодна.
– Маме грустно! – Гонория забралась ко мне на колени, и мы немного посидели вместе. Я гладила ее пышные золотистые кудри, а она склонила голову мне на грудь.
– Папа скоро вернется, – сказала она. – Тогда мы снова будем радоваться, правда?
Ее слова вернули меня к реальности. Когда у тебя есть дети, ты больше не можешь жить только ради себя. Ты принадлежишь им.
– А тебе грустно, милая?
– Не-е-ет, – протянула она. – Но мне иногда снится, что ты улетаешь, словно красный воздушный шарик, а я не могу ухватиться за нитку.
– Какой глупый сон! – Я засмеялась, вдыхая нежный солоноватый аромат ее волос.
– Разве? – Она посмотрела на меня так серьезно, что чувство вины поднялось внутри, как пресловутый воздушный шарик, и подкатило к горлу.
Когда дети легли спать, я сидела на веранде одна, стараясь примириться с темнотой ночи и одиночеством. Пабло не посылал мне записок с просьбой прийти к нему, да и, судя по всему, не собирался этого делать. Для него ничего не изменилось. У него осталась его живопись, его женщины. Его свобода. Для него все было так, как и должно быть.
А для меня? Я чувствовала себя опустошенной из-за этой измены и утраты.
– Здесь очень темно. Вам принести фонарь? – тихий голос Анны был исполнен участия. Оказывается, она стояла за моим стулом. Я не слышала, как она пришла.
– Нет, – ответила я. – Свет только привлечет мошкару.
Анна без приглашения опустилась на соседний стул.
– С таким мужчиной дело не в любви, – тихо сказала она. – Я удостоилась чести, когда такой великий художник выбрал меня, захотел рисовать меня и заниматься любовью со мной. Он говорил со мной по-испански, как настоящий друг.
– Как долго? – тупо спросила я. Вероятно, все было не так, и это я увела у нее любовника, а не наоборот.
– Несколько недель. Я как раз собиралась сказать ему, что мы больше не можем встречаться, когда вы вернулись из Венеции и пошли в его студию. Я подумала: «Если она встретит меня с ним, то увидит его таким, какой он есть». Да, я знала, что вы придете в его студию. Но, Сара, этот мужчина не для вас. И не для меня тоже. Он только для себя. А вы можете очень много потерять. Он не любит; он просто использует вас. И что будет с вашими детьми? Неужели вы готовы бросить их ради человека, который вас не любит?
Анна подалась ближе и взяла меня за руки. Она назвала меня Сарой, а не миссис Мерфи. Моя ревность превратилась в гнев и враждебность. «Слишком много измен», – подумала я. Джеральд, а теперь еще Анна и Пабло… Я убрала руки и ледяным тоном произнесла:
– Кто вы такая, чтобы обращаться ко мне подобным образом? Вы не должны сидеть в присутствии гостя, если вас не попросят об этом, Анна. Встаньте.
«Больше не друзья», – прошептала моя совесть.
Анна услышала в моем голосе нарастающий гнев и подчинилась. Смерив меня долгим испытующим взглядом, она присела в шутовском реверансе, вздернула подбородок и ушла.
Той ночью я не могла заснуть. Усталость лишь обостряла мой гнев. Жужжание ночных насекомых, птичий щебет поутру и оранжевый рассвет довели меня до белого каления. Мне казалось, что меня все одурачили. Утром, когда я увидела, как мсье Селла входит в свой кабинет, то немедленно подошла к нему. Я жаждала возмездия. Измена за измену.
– Есть проблема с Анной, – сообщила я, когда аккуратно закрыла за собой дверь.
Он заинтересованно посмотрел на меня, оторвавшись от бухгалтерской книги.
– Расскажите, – предложил он. – Я никогда не доверял ей… Подозрительная девушка.
– Она спала с одним из ваших постояльцев, мсье Селла.
– Это строго запрещено, – произнес он и вскинул брови почти до линии волос.
Как только я сказала эти слова, мне тут же захотелось взять их обратно. Я понимала, какими будут последствия, и внутренне сжалась от стыда.
– Спасибо, мадам Мерфи. Я позабочусь об этом. – Селла захлопнул учетную книгу и нажал на кнопку звонка, соединявшего его кабинет с кухней.
Я кое-как вышла из комнаты и присоединилась к детям, готовым к утреннему купанию.
Анна не появилась во время ланча. Но Пабло ворвался в столовую, распространяя перед собой волны гнева, словно жар от радиатора. Он ухватил меня за локоть и вывел на веранду.