Анна. Марти. Все эти невысказанные тайны. Моя любящая и чрезмерно заботливая мать, которая советовала избегать прошлого и думать о настоящем и о будущем. Я знала, что она родила меня в молодости, но до этого у нее была жизнь, о которой я и не догадывалась.
Звуки из кухни стали громче. В атмосфере витало чувство нетерпения и настоятельности. Я взяла фотографию и положила в карман.
Сара кивнула и повела меня к двери, потом – к лестнице. Я спустилась по уже знакомой ковровой дорожке словно в полусне. У парадного входа Сара снова обняла меня и на секунду взяла мое лицо в ладони.
– Я рада нашей встрече, дочь Анны! – сказала она. – Рада, что хотя бы часть этой истории закончилась хорошо, что Анна выжила. Возвращайтесь когда-нибудь, и мы еще поговорим.
Вот так закончилась моя встреча с Сарой… Я приехала в поисках Пикассо, а узнала историю своей матери.
Когда я выезжала с дорожки перед домом Сары, то увидела ее лицо. Она смотрела на меня из-за полупрозрачной занавески, как в первый день. Любопытство сменилось выражением покоя. Ее подруга Анна выжила и родила дочь.
– Трудный денек?
Когда я вернулась в гостиницу, Джек снова восседал за регистрационной стойкой. Здесь было более шумно, чем обычно; из столовой доносились смех и громкие звуки разговоров.
– Можно сказать и так, – ответила я.
С тех пор, как я узнала свою мать на фото, ничто уже не казалось реальным или знакомым. Я посмотрела на Джека вопросительно.
– Сегодня у нас много посетителей: несколько компаний на автомобилях. Так что если вы хотите поужинать, то лучше сейчас, пока не приехали новые. Ваш обычный столик?
– Я не голодна. Только ключ от номера, пожалуйста.
Джек окинул меня взглядом:
– Вам нужно выпить.
Я смотрела на его соломенно-желтые волосы, веснушки и вечную складку между бровями. Отвечать не хотелось. Потребность – это ощущение человека, знакомого с реальностью: скажем, того, кто понимает, кем была его мать, а не узнает перед своим тридцатилетием о ее тайнах, которые уводят гораздо глубже скудных фактов, которыми она делилась со своей дочерью.
Меня накрыло чувство, что я путешествую во сне по чьей-то чужой истории – не по собственной.
– Я принесу вам сэндвич, – тихо сказал Джек. – Встретимся позже, в баре. И поговорим.
Он улыбнулся, и между нами снова пробежал этот теплый электрический ток.
– Завтра утром я уезжаю, – сказала я позже, когда мы сидели в кабинке в самом темном углу бара. Я успела принять душ, попыталась вздремнуть и перечитала свои записи, но меня не оставляла одна мысль: Анна-Мартина. Анна. Марти.
Джек был предусмотрительным. Он почувствовал, что, независимо от темы разговора, сегодня могут быть слезы, и решил обеспечить нам некоторое уединение.
– Жаль это слышать… – Его слова звучали искренне.
В баре было оживленно. Посетители курсировали между столами и барной стойкой. Похоже, это было воссоединение какой-то большой семьи: дедушки и бабушки играли с внуками и внучками в настольные игры, а родители, братья и сестры, кузены и кузины, дядюшки и тетушки обменивались историями и фотографиями.
Богатая семейная жизнь, которой у меня никогда не было… После смерти матери я иногда чувствовала себя совершенно одинокой, последней из моего рода. Даже Уильям не мог развеять это ощущение. Возможно, именно поэтому я так и не назначила дату нашей свадьбы. Даже любовь не всегда может сделать тебя менее одинокой, чем ты есть.
– Я закончила мои интервью с Сарой, – сказала я. – Больше нет причин здесь оставаться.
– Очень жаль, – повторил Джек. – Мне будет вас не хватать.
Мы сидели в напряженном, выжидательном молчании, подслушивая обрывки чужих разговоров и делая вид, что это нас развлекает. Его рука лежала на столе: длинные пальцы пианиста с чернильными пятнами от ручки и царапинами от какой-то хозяйственной неудачи.
Мне хотелось взять его за руку, почувствовать контакт с другим человеком – что угодно, лишь бы рассеять это отчуждение от мира, которое началось со смерти моей матери и не закончилось даже теперь, когда я больше узнала о ее судьбе.
– Хотите поговорить об этом? – спросил он, когда графин вина стал полупустым.
Это было кьянти хорошей выдержки с привкусом кислой вишни, хотя Уильям бы его не одобрил: он пил только французские вина. Я гадала, любила ли кьянти моя мать – Анна. Какие вина они пили в Испании?
И с чего начать, если я хочу рассказать что-то Джеку?
– Оказалось, что Сара знала мою мать. До того, как та стала моей матерью. Во всяком случае, она так думает.