– Они познакомились здесь, в Антибе. Это случилось в 1923 году.
Я не сказала, что собираюсь писать о нем. Люди могут замыкаться в себе, когда узнаю́т, что вы журналист и делаете записи.
– И она не рассказала вам все, что знала о нем? Почему?
– У нее были свои секреты.
– Ах… В этом и трудность начет секретов: вы не знаете, что они есть, пока сами не находите их, а потом вдруг начинаете во многом сомневаться. Почему правда так долго оставалась скрытой?.. Значит, вы совершаете паломничество и хотите выяснить то, о чем не говорила ваша мать? Bien[52]! Вот что мне известно о Пикассо: очень симпатичный мужчина. У него было то, что в вашем Голливуде называется сексапильностью, так? Женщины не могли противиться ему. Очень темные глаза. Он вел себя тише, чем большинство мужчин в кафе. Мало пил и всегда оставался начеку. Слушал и наблюдал. Иногда доставал карандаш и делал эскиз на бумажной скатерти. – Мадам Роза изобразила рукой движение рисовальщика, наклонила голову и посмотрела на воображаемый рисунок. – Однажды вечером он нарисовал меня, – продолжала она. – Очень красиво! Но Жан-Марк был ревнивым, и он разорвал рисунок. Ай-ай-ай! Мы могли бы продать его и заработать хорошие деньги… Пабло уже был таким известным, что отельеры сохраняли такие эскизы. Они стоили денег, но Пикассо рисовал только потому, что он не мог не рисовать. И ему нравилось разглядывать девушек. В этом он был похож на остальных мужчин, но вы не могли определить, какая девушка заинтересует его. Думаю, он высматривал интересные формы носа или губ, а не общую красоту. К примеру, когда мой Пьер впервые представил меня ему, Пикассо обратил внимание на мое родимое пятно. – Она указала на коричневое пятно над ее правой бровью – размером с ноготь моего мизинца. – Оно имеет форму Испании, – сказала она. – Ну и ладно… Раньше я носила челку, чтобы скрывать его. Но после того я отпустила длинные волосы и оставила лоб открытым. Потому что у меня есть родимое пятно в форме Испании, которым восхищался Пабло Пикассо!
– И? – настойчиво спросила я.
– Вы хотите узнать, что еще произошло между мной и этим неотразимым мужчиной? – она рассмеялась. – Ничего. Я была занята и влюблена – он был занят и влюблен. Мы встретились, обменялись приветствиями – и не более того.
– В кого он был влюблен?
– Только не в свою бедную жену… Мы все это видели. Во всяком случае, больше нет. Я слышала, что он даже устал от своего медового месяца. И по-прежнему любил Ирен, хотя очень, очень сердился на нее. Он ожесточился, но не настолько, чтобы выкинуть ее из своей постели. Нет, он позволил себе страдать. Но были и другие женщины. Он был очень занят тем летом.
Мадам засмеялась, и кот Томас, убедившись в том, что трапеза не продолжится, удалился в кусты.
– Вы до сих пор видите Пикассо в городе?
– Сейчас? Нет. Он стал старше, как и все мы. Но он настолько богат и успешен, что избегает людей. А его женщина, эта Жило, только что бросила его, так что он пребывает не в лучшем настроении. Он устал от людей, приезжавших сюда лишь ради того, чтобы посмотреть на него. От газетчиков. Фотокамер. Теперь ему нужно уединение. Он остается на своей вилле, подальше от нас и туристов.
Я была рада, что не назвалась журналисткой.
Но новости Сары насчет Пабло устарели. Франсуаза не размышляла об уходе от него – она уже сделала это. Я пала духом: проделала долгий путь ради беседы с сердитым и ожесточенным человеком, избегавшим общества других людей и невзлюбившим журналистов. С человеком, который, возможно, был моим отцом.
– Вам нужно еще поспать, – сказала мадам Роза. – Избавиться от этих темных кругов под глазами. Вам нехорошо?
На следующий день я занялась ориентировкой: гуляла, ела соленую провансальскую пиццу с толстой корочкой из уличных ларьков, думала и строила планы. Несмотря на многочисленных туристов, Антиб зачаровывал меня своими булыжными мостовыми, старинными стенами и романской церковью. Но океан привлекал мое внимание в первую очередь. Я проходила по улицам, ведущим к нему, сидела на скамьях, обращенных к нему.
Как вода может быть такой синей, а паруса яхт – такими белоснежными?
Для октября здесь было достаточно тепло. Люди продолжали купаться и загорать, и я гадала, сколько времени Пикассо проводил, наблюдая за купальщицами – этими девушками в новомодных бикини. Приморская стена была усеяна мужчинами разных возрастов с жадными глазами. Желание и сексуальность добавляли перчинку в морской воздух, заставляя меня вспоминать о той ночи с Джеком. Были моменты, когда я чувствовала себя слабой от желания к нему, но это быстро сопровождалось разрядкой, какой я никогда не испытывала рядом с Уильямом.