«Он позаботится о тебе и защитит тебя», – говорила моя мать об Уильяме. Она никогда не спрашивала о моих чувствах к нему. Любила ли она человека, которого называла своим мужем? Марти, Анна-Мартина, настаивала на том, что надежность и безопасность были самыми важными вещами в жизни. Она никогда не упоминала о любви: хранила свои тайны.
Она покинула Антиб и Францию, когда уже носила ребенка – свой очередной секрет. Сара подозревала, что Анна была девушкой «в неприятной ситуации», еще когда они познакомились в поезде; но если она правильно сложила пазл, то Анна забеременела после бегства во Францию.
Во второй половине дня я послала Элен телеграмму, в которой сообщала о своем местонахождении и названии пансиона, где остановилась, чтобы оставаться на связи. Нью-Йорк казался очень далеким, городом на другом конце света, а я находилась во Франции и занималась тем, от чего предостерегала меня мать: заглядывала в прошлое.
«Но и в будущее», – мысленно возразила я себе. Будущее могло вырасти из единственного интервью с Пабло Пикассо, который… не хотел разговаривать с журналистами. Но я была убеждена, что он станет говорить со мной. Я найду способ! Это тоже вернуло меня к мыслям о Джеке, который вручил мне цветы для Сары, и эти цветы открыли дверцу к ее воспоминаниям, пробудили в ней желание беседовать со мной.
Вторую телеграмму я отправила Уильяму. Мы не встречались после того вечера в ресторане, когда он отказался забрать обручальное кольцо и разорвать нашу помолвку. «Пока во Франции, – написала я. – Поговорим, когда вернусь». Пожевав кончик карандаша, я задумалась. «Не ношу твое кольцо», – добавила я.
Вернувшись в маленький пансион мадам Розы несколько часов спустя, уставшая и обгоревшая на солнце без шляпы, я обнаружила, что к моей двери была прикреплена записка. Уильям не пожалел времени и денег на трансатлантический телефонный звонок.
Этот жест тронул меня глубже, чем все остальное, сделанное им: больше, чем букеты роз на мой день рождения, ужины в дорогих ресторанах или огромный бриллиант на моем обручальном кольце. Он хотел узнать, все ли в порядке. Хотел, чтобы я знала: ему меня не хватает.
Наша ссора, моя неверность – все это отошло на задний план, и он снова стал моим Уильямом, щедрым и всепрощающим. Я испытывала благодарность. И понимала, что этого недостаточно.
Я пообедала в пансионе ради того, чтобы порадовать мадам Розу, искренне желавшую, чтобы я оценила мастерство ее поварихи, но и ради того, чтобы увидеть других ее клиентов. Нужно было отвлечься, поскольку завтрашний день был чрезвычайно важен для меня. Завтра я попытаюсь встретиться с Пабло Пикассо. С великим художником! И, возможно, любовником моей матери.
В тот вечер в столовой мадам Розы собралась полная компания. Здесь были две английские дамы в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет, приехавшие посмотреть на романскую церковь и старинные греческие стены городка; супружеская пара из Парижа, чей врач рекомендовал морской воздух для здоровья мужа; торговец из Филадельфии, приехавший в Антиб, чтобы убедить владельцев гранд-отелей в абсолютной необходимости приобрести у него американскую фаянсовую посуду.
Когда я вошла в маленькую столовую, они посмотрели на меня и пробормотали тихие приветствия, прежде чем вернуться к уже начатому разговору. Мари, служанка мадам Розы, налила суп в мою миску и положила рогалик на хлебную тарелку.
– Но, мсье, у нас во Франции делают замечательную посуду! – сказала парижанка, вскинув тонкие брови. – Зачем нам ваша продукция?
Торговец усмехнулся.
– Наша посуда гораздо дешевле, – ответил он. – И ее не так просто разбить. Гостиницы не нуждаются в антикварном качестве, – обратился он ко всем остальным. – Им нужно хорошее стандартное качество.
Как только речь зашла о деньгах, американские дамы решили, что беседу нужно направить в более возвышенное русло.
– Я слышала, что неподалеку отсюда живет Пикассо, – сказала та, что носила волосы завязанными в узел. Ее спутница оформила прическу в виде массы седых локонов.
– Вся эта странная современная живопись… – сказала ее спутница, понемногу отхлебывавшая из суповой ложки. – Никогда не понимала ее! Лучше дайте мне Моне или Ренуара. Когда смотришь на их полотна, то хотя бы знаешь, что видишь.
Мадам Роза, сидевшая во главе стола, подмигнула мне над бокалом вина. Для такого случая она облачилась в длинное платье с расшитым бусинами подолом, который производил звук тихого стука дождя по крыше, когда она двигалась. Между переменами блюд она вставляла сигареты в изящный мундштук из слоновой кости и выдувала колечки дыма.