Но в глубине души я хотела сказать ему одно слово: «отец». Думаю, это первобытное желание. Детям нужно знать такие вещи. Но я уже не ребенок! Скоро мне будет тридцать. Всю жизнь я знала Пабло Пикассо как великого художника – основную фигуру большинства моих исследований живописи. Но не более того.
«Верно», – сказала я отражению в зеркале, которое больше не было незнакомкой, но было моей матерью, смотревшей на меня. Я не сознавала, насколько похожа на нее. Я находилась здесь ради беседы с настолько знаменитым художником, что теперь он сторонится журналистов и, похоже, большинства незнакомых людей. И я приехала как раз после того, как он был ранен и отвергнут своей женщиной – Франсуазой Жило. Могла ли я выбрать худшее время? Впрочем, у меня особо не было выбора. Я поспешно уехала из Нью-Йорка, потому что так было нужно. «Но, Франсуаза, почему ты не осталась с ним хотя бы еще на один месяц?» Если бы я встретилась с Пикассо, когда он находился в лучшем расположении духа, это была бы большая разница.
За окном щебетали птицы. Из булочной доносился аромат кофе и свежевыпеченного хлеба. Внизу слышалось высокое стаккато мадам Розы. Она была взволнована, как и обычно при обсуждении продуктов: «Вчерашняя рыба для ланча была несвежей», – пожаловалась она. Моего французского, выученного на курсах в колледже, хватило для понимания этих слов. После двух дней в пансионе я уже знала, что она всплескивает руками для большей выразительности и поджимает густо накрашенные губы.
Повариха пробормотала что-то неразборчивое. Хлопнула дверь. В заведении мадам Розы начинался рабочий день, и мне тоже пора приступать к работе. Я пойду к автобусной остановке, сяду на местный автобус и поеду в Валларис, где Пикассо основал студию керамики и изготавливал блюда, кувшины и статуэтки с носами на лбу, как говорил торговец.
Разумеется, это было совершенно неточно. Я видела фотографии этих статуэток, и они были предметными и реалистичными, с хорошо узнаваемыми людьми и животными. Это были веселые и примитивные символы, для изображения которых иногда хватало нескольких взмахов кисти. Они обладали энергией и жизнерадостностью молодости. Более того, их можно было производить в большом количестве, а Пикассо с самого начала своей карьеры ясно дал понять, что не ценит бедность.
– Волосы, – сказала мадам Роза, когда я вошла в столовую. Она складывала салфетки, но подошла ко мне и перевязала шарф, который я надела на шею. – Волосы уложены неправильно, – пояснила она. – Пожалуй, лучше вот так.
Она заправила пряди мне за уши и заплела волосы в старомодную косу, доходившую лишь до основания шеи.
– Вот. Теперь вы можете быть хорошенькой женщиной повсюду и в любое время! – Она отступила назад, чтобы оценить свою работу. – Лучше показывайте ваше лицо. И не забудьте позавтракать в кафе моего шурина. Его легко найти: оно на рынке, напротив церкви Святой Анны. Он подаст вам хорошую еду за хорошую цену.
– Кафе «Танцующая коза». – Я повторила название, которое она сообщила мне вчера вечером после ужина.
Тогда я сказала ей, что собираюсь посетить керамическое производство, и она одобрительно кивнула, а потом дала мне целый перечень наставлений. Где можно поесть. Что и когда нужно есть. Что сказать водителю автобуса, чтобы он высадил меня на нужной остановке.
– И не разговаривайте с незнакомыми людьми на улице! – закончила она, а я снова почувствовала себя ребенком под материнской опекой.
Автобусу понадобилось почти полчаса, чтобы проехать пять миль от Антиба до Валлариса. Мы останавливались почти на каждом углу, люди входили или выходили. На каждом из многочисленных изгибов дороги автобус замедлял ход. Пейзаж был прекрасным и непохожим на то, что я видела раньше: маленькие холмы, усеянные средиземноморскими пиниями, поля культурной лаванды с уже собранными ароматными летними цветами и длинные прямые борозды красновато-бурой земли. Далекие океанские просторы пропадали и появлялись снова, манящие и соблазнительные, пока автобус уносил нас все выше и дальше по многоярусным холмам Прованса.
Я подумала, что завтра, наверное, пойду пешком вместо поездки в транспорте, чтобы получить настоящее удовольствие от окружающих пейзажей. Я не могла надолго остаться во Франции и не имела представления, когда смогу вернуться сюда. Но слово «завтра» ободряло. Это было обещание, что мое интервью займет не считаные часы, а целые дни.