– Он требует, чтобы ими пользовались, а не просто смотрели на них, – сказала женщина за прилавком. – Они для стола, а не для стены.
Звякнул дверной колокольчик, и вошел новый посетитель, поэтому она оставила меня стоять и восхищаться. Моя мать влюбилась бы в эти вещи и захотела бы перевести переплетение оливковых ветвей в текстильный узор для одного из ее шарфов.
После ланча в кафе «Танцующая коза» я решила отправиться в студию Пикассо. «Просто иди туда и посмотри, что будет», – сказала я себе. Женщина из лавки сказала, что Пикассо работал там ежедневно. Его работники создавали заготовки, а потом он придавал им новые формы и раскрашивал, превращал обычную посуду в произведения искусства.
Следуя ее указаниям, я поднялась по каменистому склону холма к низкому зданию с большими окнами промышленного вида на рю де Фурна. Раньше здесь была парфюмерная фабрика, но Пикассо превратил ее в мастерскую. Это была тихая часть города с редкими прохожими и без туристов. Мое присутствие было заметным, как будто я остановилась для того, чтобы пересчитать кирпичи в стенах.
Вокруг было тихо. Я слышала только стрекот цикад – этих шумных насекомых, которые, по словам Сары, будили людей от послеполуденного сна. Когда я постучала в тяжелую деревянную дверь, цикады на секунду замолчали, словно я вмешалась в их разговор. Никто не вышел, и я постучала еще дважды.
На другой стороны улицы находилось старое индустриальное здание – бывшее горшечное производство, превращенное в фабрику по производству стульев с образцами странных вещей из гнутого металла и веревок, выставленными снаружи, – полагаю, для привлечения клиентов. Стулья больше напоминали абстрактные скульптуры и были очень неудобными. Из здания, чтобы полить герань в горшке, вышла молодая женщина. Когда она увидела меня сидящей на камне у обочины, то спросила, не заблудилась ли я и не хочу ли выпить воды.
Я приняла ее предложение. Мы сели рядом, балансируя на неудобных стульях, и я сказала ей, что пришла поговорить с Пикассо. Она не спросила зачем, лишь надула губы и пожала плечами, что могло указывать на любую из сотни разных эмоций.
– Вы не похожи на курьера, – сказала она. – Или на покупательницу. Но это не мое дело, верно? Теперь до него не так просто добраться… Он очень сердит. Еще воды? Можете посидеть и подождать, если хотите.
И я стала ждать там, опасно балансируя между сталью и веревочным плетением. Солнце палило. Пение цикад держало в тонусе. Примерно через час из студии Пикассо вышла женщина – не Франсуаза Жило. Даже ее грубые изображения на статуэтках в городских лавках указывали на округлое лицо, каштановые волосы и изогнутые брови. У этой женщины были черные волосы и квадратное лицо с выступающими скулами.
Она прислонилась к стене и посмотрела на безоблачное небо. Потянулась и зевнула, как после долгой тяжелой работы в мастерской. Возможно, так и было.
Когда она заметила, что я смотрю на нее, то замерла и опустила руки. Ее взгляд был враждебным. Она что-то пробормотала по-французски.
Я встала и подошла ближе.
– Я хочу встретиться с мсье Пикассо.
Ее взгляд стал еще более напряженным.
– Невозможно, – ответила она. – Уходите.
Она отвернулась так стремительно, что ее юбка взметнулась, подняв облачко пыли, и вернулась в студию, закрыв за собой дверь.
Девушка с мебельной фабрики, наблюдавшая за нами, только пожала плечами.
– Видимо, не сегодня, – сказала она.
– Это Жаклин Руж, – сказала мадам Роза, когда я вернулась в Антиб, вся в пыли и с осознанием очередного поражения. – Я слышала о ней. Крепкий орешек, и она придет на смену Франсуазе Жило. Может быть, уже пришла. Что он в ней нашел?.. Ну, конечно, она красивая. И, говорят, абсолютно предана своему хозяину – душой и телом. Что тут скажешь? Она стережет его и привязана к нему, словно терьер. Он решил стать отшельником, и эта Жаклин ограждает его от мира, чтобы он мог работать.
– Это из-за нее ушла Франсуаза Жило?
Мы были на кухне и вместе лущили горох – последние пестрые стручки из огорода за домом, где мадам Роза также держала клетки с кроликами и курятник.
– Возможно… – Мадам отправила горошину в рот. – У него было много женщин. Франсуаза знала об этом и терпела так долго, сколько могла. Но со временем становится уже слишком. Вы же знаете, Франсуаза и сама художница… Но когда живешь с таким мужчиной, как Пикассо, не остается времени на собственную жизнь – все только для него. Это я узнала от моего повара Пьера.