Фолкнер пожал плечами.
— В последние дни я работал почти без отдыха. Так что когда закончил, снял трубку и завалился спать. А чего ты хотел, Джек? Что-нибудь стряслось?
— Сегодня день рождения Джоан. Ты забыл? Она прислала меня за тобой.
— Ох, Господи, напрочь вылетело у меня из головы! Теперь, должно быть, нет никакой надежды отвертеться?
— Боюсь, что так, — усмехнулся Джек. — Ведь сейчас только восемь.
— Скверно. Подозреваю, что Джоан, как всегда, пригласила одних зануд. И потом, у меня даже нет для нее подарка, — добавил он хмуро.
Морган вынул из кармана кожаный футляр и бросил его на стол.
— Жемчужное ожерелье… семьдесят пять фунтов. Я купил его у Хамберта и попросил, чтобы записали на твой счет.
— Тысячу благодарностей, Джек, — откликнулся Фолкнер. — Ты знаешь, это была самая каторжная работа, какую только можно вообразить! — крикнул он уже с порога ванной, в то время как гость прошел к подиуму, чтобы осмотреть скульптурную группу.
Это были символические женские фигуры, выполненные в натуральную величину в ранней манере Генри Мура. Но от композиции веяло чем-то жутким, и Моргану сделалось не по себе.
— Я вижу, ты добавил еще одну фигуру, хотя раньше говорил, что их будет три, — заметил он.
Скульптор пожал плечами.
— Пять недель назад, когда начинал работать, я собирался ограничиться вообще одной. Но потом это стало разрастаться, и — что самое худшее — конца не видно…
Морган подошел ближе.
— Знаешь, Бруно, это великолепно. Лучшая вещь, которую ты когда-нибудь создал.
— А я не уверен. Мне кажется, чего-то еще недостает. Скульптурная группа должна быть идеально сбалансирована. Возможно, для этого требуется еще одна фигура.
— А если нет?
— Я сам не знаю, в чем тут секрет и когда будет хорошо. Просто чувствую, что пока работа еще не такова, какой должна быть. Однако скульптура может подождать. Пойду оденусь.
Он прошел в спальню, а Морган, закурив сигарету, крикнул ему вслед:
— Что ты думаешь о последней выходке Дождевого Любовника?
— Ты хочешь сказать, он ухлопал очередную девку? Сколько их уже?
— Четыре, — Морган поднял валявшуюся на стуле у камина газету. — Об этом должны были написать… — Он быстро просмотрел колонки. — Нет, ничего. Впрочем, это вчерашний послеполуденный выпуск, а жертву обнаружили только вечером.
— И где это случилось? — поинтересовался Фолкнер, надевая вельветовую куртку поверх рубашки поло.
— Неподалеку от Джубили Парк, — ответил Морган и, глянув на приятеля, скривился. — Ты, кажется, говорил, что собираешься одеваться?
— А чем я, по-твоему, занят? — буркнул Фолкнер.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
— А ради чего выпендриваться — для этой кучки надутых снобов? Ни за что. Когда мы обручились с Джоан, она согласилась принимать меня таким, какой я есть. Так что пусть терпит… — Он накинул на плечи плащ. — Но прежде чем отправиться на это сборище, я должен чего-нибудь выпить.
— У нас нет времени, — сухо заметил Джек.
— Ерунда! Ведь мы будем в двух шагах от «Королевского Герба». А минутой раньше, минутой позже…
— Ладно, уговорил. Только помни: не больше одной.
Фолкнер улыбнулся, и неожиданно его лицо приняло совсем иное выражение, сделавшись молодым и симпатичным.
— Даю слово скаута! А теперь пошли.
Он выключил свет, и они вышли из мастерской.
Когда приятели добрались до «Королевского Герба», в баре было пусто, а хозяин, Гарри Мидоус, добродушный бородач, лет около пятидесяти, читал за стойкой газету. Увидев посетителей, он отложил ее в сторону.
— Добрый вечер, мистер Фолкнер. Добрый вечер, мистер Морган.
— И вам, Гарри, — откликнулся скульптор. — Пожалуйста, два двойных бренди.
Но Морган запротестовал.
— Мне хватит и одного. Я за рулем.
Фолкнер достал сигарету и закурил. Тем временем Гарри Мидоус взял две рюмки, протер их и наполнил.
— Сегодня тут тихо, — заметил Фолкнер.
— Еще рано, — ответил Морган.
Хозяин поставил перед ними напитки.
— Помяните мои слова: нынче вечером много народа не наберется. — Он пододвинул к ним газету, чтобы можно было прочесть заголовок: «Дождевой Любовник снова вышел на охоту». Пока этот мерзавец на свободе, клиентов не будет. Он убивает всегда в дождь. И я хотел бы знать, что намерена делать эта чертова полиция.
Фолкнер отпил несколько глотков бренди и бросил взгляд на газету.
— Дождевой Любовник! А тот, кто придумал это прозвище, был парень с юмором.
— Держу пари, что издатель премировал его от щедрот своих пятьюдесятью фунтами! — подхватил Морган.
— Очень может быть, что этот писака сам выбирается на охоту в каждую дождливую ночь и вносит свою лепту, чтобы у истории было продолжение, — усмехнулся Фолкнер, допивая бренди.
Гарри Мидоус кивнул.
— Признаюсь вам, что меня озноб пробирает, когда я об этом думаю. И вот что я скажу: сегодня ночью на улице не встретишь одинокой женщины.
В это мгновение, как будто опровергая его слова, двери распахнулись, и в бар вошла девушка лет девятнадцати-двадцати. Накрашенная ярко, даже вызывающе, она относилась к тому типу женщин, которые нравятся многим мужчинам, хотя известно, что такие быстро утрачивают свежесть и начинают выглядеть просто вульгарно. На девушке был черный непромокаемый плащ, короткая красная юбка и высокие кожаные сапоги. Окинув мужчин равнодушным взглядом, она прошла в дальний конец зала и уселась на табуретку. Потом закинула ногу на ногу, так что и без того короткая юбка задралась еще выше, достала из сумочки дешевую пудреницу и начала поправлять макияж.
— Одна все-таки нашлась, — вполголоса заметил Фолкнер.
Морган пожал плечами.
— Должно быть, она не читает газет. Любопытно, что сделал бы с ней Дождевой Любовник.
Фолкнер хохотнул.
— Не знаю, как там насчет Любовника, а я бы даже очень не прочь с ней развлечься.
Мидоус поджал губы.
— Учитывая род ее занятий…
Фолкнер вдруг оживился.
— Вы хотите сказать: она проститутка?
Хозяин бара сделал неопределенный жест.
— Ну…
— Да бросьте, Гарри! Девчонке тоже нужно что-то есть. Как говорится, живи сам и не мешай жить другим. — Фолкнер протянул бармену свою рюмку. — Угостите ее за мой счет, а мне налейте еще двойного бренди.
— Как вам будет угодно, мистер Фолкнер, — откликнулся Мидоус.
Он подошел к девушке и что-то ей сказал, а она, повернувшись, бросила взгляд на скульптора и кивнула в знак согласия. Когда Мидоус подал ей джин с тоником, Морган хлопнул приятеля по плечу.
— Нам пора, Бруно. Не влезай в историю. Мы уже и так опоздали.
— Ох, Джек, не будь таким занудой!
В это мгновение девушка подняла свой бокал. В расстегнутом плаще и короткой юбке она выглядела соблазнительно и возбуждающе. Фолкнер расхохотался
— Что тебя так развеселило? — едко осведомился Морган.
— Я подумал, какой бы вышел номер, если бы мы захватили ее с собой.
— На прием к Джоан? Да ты спятил!
Фолкнер опять захохотал.
— Представляю себе мину тетушки Мэри, ее физиономию, морщинистую, как вяленая слива, и поджатые губы. Нет, это и в самом деле превосходная идея!
— И не думай, Бруно! Такое даже тебе с рук не сойдет.
Скульптор посмотрел на приятеля, и улыбка исчезла с его лица.
— Ты уверен?
Морган схватил Фолкнера за плечо, но тот вырвался и направился к девушке.
— Вы кажетесь такой одинокой, леди…
Девушка пожала плечами.
— Вообще-то, я кое-кого жду. — Она выговаривала слова, как уроженка Ливерпуля, но с легким ирландским акцентом, что звучало довольно приятно.
— И это кто-нибудь важный? — поинтересовался Фолкнер.
— Мой жених.
Фолкнер засмеялся.
— Ну, жених не в счет. Можете мне поверить. Я вот тоже обручен.
— В самом деле? — усмехнулась девушка. Возле нее, на стойке, лежала черная лаковая сумочка, украшенная большой блестящей буквой «Г».