Увидев Ника, дежуривший у дверей полицейский встал со стула.
— Поухаживай несколько минут за мисс Кроузер, Гарри. А я хотел бы перекинуться парой слов с Бомбардиром.
Полицейский кивнул. Ник открыл дверь и вошел в палату. За ширмой, опираясь на подушки, лежал Бомбардир. Нос у него был перебит четвертый раз в жизни, а сломанная в трех местах нога висела на вытяжке.
У его кровати сидел Джек Брэди, перечитывавший какие-то записи. Он поднял голову навстречу Нику.
— Наш приятель утверждает, что вчера он силой вломился в дом Кроузеров, а девушка и ее бабушка были взяты им в заложницы.
— Неужели? — Ник с сомнением посмотрел на Дойля. — Ты не умеешь лгать, Бомбардир. Мисс Кроузер уже дала показания, и они расходятся с твоими. Она говорит, что ты спас ее во дворе от Фолкнера. И в благодарность они с бабушкой решили оказать тебе ответную услугу. Мисс Кроузер даже считает, что это может быть аргументом для защиты в суде.
— А как считаете вы? — тихо спросил Бомбардир.
— Я не думаю, что дело дойдет до суда, так что мое мнение не имеет значения. Но как человек скажу: там, на крыше, ты спас нас, рискуя жизнью.
Бомбардир отвернулся к стене.
— Не стоит благодарности! — буркнул он. — А теперь проваливайте! Я хочу спать.
— Не сейчас. К тебе посетитель.
— Дженни?.. Я не желаю ее видеть.
— Но она ждет уже несколько часов.
— Какого черта? Ведь все кончено — и точка. Я могу забыть о досрочном освобождении. Возвращаюсь в каталажку на два с половиной года плюс тот срок, который судья припаяет за мои проделки на свободе. А впридачу ко всему, я до конца моих дней буду хромать, как старый дед.
— Вот и хорошо! — не без злорадства ухмыльнулся Брэди. — Не будешь больше лазить по карнизам, голубчик!
— Сделай все-таки одолжение, поговори с девушкой, — попросил Ник. — А мы с Джеком подождем в коридоре.
— Если вы так настаиваете! — буркнул Бомбардир.
Ник и Брэди вышли из палаты, а минуту спустя из-за ширмы появилась Дженни. Лицо у нее было очень бледное, а на лбу большой синяк, но даже в таком виде она показалась ему самой прекрасной женщиной на свете. У Бомбардира опять стиснуло горло. Навалились боль и усталость. Ему вдруг захотелось, чтобы Дженни подошла к нему и поцеловала, прижала к себе, погладила по волосам…
И то, на что он решился, потребовало большего мужества, чем схватка с Фолкнером.
Он улыбнулся.
— Вот так сюрприз!
— Я еле дождалась. Сначала меня вообще не хотели пускать. Бабушка передает тебе привет и наилучшие пожелания.
— Как она? — Бомбардир не мог удержаться от того, чтобы задать этот вопрос. — Мне сказали, это она его прикончила. Должно быть, для старушки это был шок. Она, верно, лежит в постели?
— Только не моя бабушка! Ты ее не знаешь. Когда он стал ломиться в дом, я так перепугалась, что заперла ее в спальне. И напрочь забыла о ружье, которое она держит в шкафу. А она разнесла из него замок и выбралась.
— Насколько я понял, это было как раз вовремя — иначе…
Настала пауза. Потом Дженни спросила обеспокоенно:
— Что-нибудь не так, Бомбардир?
— С чего ты взяла?
— У тебя сердитый вид.
— В самом деле? Тебе показалось. Просто, когда ты пришла, я собирался вздремнуть.
— Ты чего-то не договариваешь, Бомбардир.
— А что говорить? — бросил он со злостью. — Все и так ясней ясного. Я лежу тут спеленутый и беспомощный, как младенец. Через какой-нибудь месяц меня запихнут в большой черный фургон и отправят назад в каталажку. Разве ты не этого добивалась? Так что можешь быть довольна.
Дженни побледнела.
— Мне казалось, ты сам этого хотел, когда сказал, что решил сдаться.
— А откуда, черт возьми, тебе знать, чего я хотел?
— Мы были с тобой так близки, как только могут быть мужчина и женщина…
Он расхохотался, грубо и развязно.
— Ох, перестань! Еще ни одной бабе не удалось поймать меня на это. А то, что мы были с тобой под одеялом, вовсе не означает, что ты можешь продать историю моей жизни в воскресную газету. Конечно, я получил удовольствие. В постели ты — девочка высший класс. Но сейчас у меня в голове другие заботы.
Дженни отшатнулась, словно ее ударили. Потом повернулась и бросилась к двери.
Бомбардир закрыл глаза. «Ты поступил правильно, — сказал он себе. — Сделал все, как надо». Но не испытал никакого удовлетворения. Напротив, почувствовал себя еще более одиноким и потерянным, чем раньше.
Дженни с плачем выбежала из палаты. Ник догнал ее, обхватил за плечи и прижал к стене.
— Эй! Что случилось?
— Он показал мне, что я ничего для него не значу. Это все. А теперь пустите!
Ник вздохнул.
— Забавно, какими глупыми бывают иногда умные люди. Ну, подумай немного, Дженни. Когда он уходил от тебя, на нем были ботинки, непромокаемый плащ, а в кармане деньги. Твои деньги. Зачем он тебе позвонил?
— Чтобы сказать, что решил сдаться.
— А почему он опять оказался босиком? Почему избавился от одежды, которую ты ему дала? Почему примчался назад, когда узнал, что тебе грозит опасность?
Дженни широко раскрыла глаза. Но потом покачала головой
— Он поступил мерзко. Это было хуже, чем если бы он меня ударил.
— Зато добился того, чего хотел. Как ты не можешь понять? Его поведение — наилучшее доказательство, что ты ему дорога. — Ник взял ее под руку. — Ну-ка, пойдем. Сейчас ты сама убедишься. Только сиди тихо — и ни звука.
Бомбардир услышал, как скрипнула дверь. Потом раздались тихие шаги. Он открыл глаза и увидел Ника.
— Ну, что еще, сержант?
— Мои поздравления, приятель. Я имею в виду девчонку. Ты классно ее уложил. А, впрочем, с такой дурехой только ленивый бы не справился…
Бомбардир рванулся, пытаясь добраться до Ника.
— Заткнись, сукин сын! Она стоит десятка таких, как ты. Ты не достоин чистить ей туфли!
— И ты тоже.
— Да. Но только между нами есть разница, потому что, в отличие от тебя, я это понимаю. А теперь убирайся! Я спать хочу!
Бомбардир отвернул голову к стене, а Ник, прихрамывая, вышел. Хлопнула дверь, и настала тишина. Бомбардир ничего больше не слышал, но за ширмой ему почудилось какое-то смутное шевеление. Внезапно он почувствовал запах духов, повернулся и увидел склонившуюся над ним Дженни.
— Ох, Бомбардир! — сказала она. — Ну и что мне с тобой делать?
Ник сел на стул рядом с кроватью Мэллори, чтобы отчитаться о последних событиях. Благодаря своему положению, старший инспектор получил в частном крыле больницы отдельную палату. В углу, на столике, уже стояли цветы. А через час к нему должна была приехать жена.
— Значит, ты оставил их вдвоем?
Ник кивнул.
— Думаю, на этот раз он не сбежит.
— А что с ногой? Очень скверно?
— Врачи говорят, что, вероятно, он навсегда останется хромым. Однако могло быть и хуже.
— Во всяком случае, по крышам ему больше не лазить, — подытожил Мэллори.
— Есть обстоятельство, из-за которого эта травма может оказаться для него благословением, — заметил Ник.
Мэллори покачал головой.
— Принимая во внимание его прошлые подвиги, боюсь, что нет, сержант. Кто однажды ступил на скользкую дорожку, будет идти по ней до конца. А Дойль настоящий виртуоз своего дела. Способный, изобретательный и с недюжинным интеллектом. И, попомните мои слова, он найдет себе какое-нибудь столь же сомнительное занятие.
В его словах была доля истины, однако Ник не собирался сдаваться без боя.
— Но если бы он не сбежал из больницы, Дженни Кроузер стала бы пятой жертвой Фолкнера, а мы не продвинулись ни на шаг вперед. И потом, вы должны признать, что без его помощи нам бы скверно пришлось на крыше.
— Именно так рассудит общественное мнение и пресса, — вздохнул Мэллори. — Так что можете не вбивать мне этого столь усердно в голову. И, возможно, вас заинтересует тот факт, что я уже подал ходатайство в пользу Дойля, засвидетельствовав, что он заслуживает всяческого снисхождения.