Немного испуганный, Давид вышел подышать свежим воздухом, а заодно убедиться, верны ли рассказы о чудесах, творящихся в ночном Лос-Анджелесе. Он зашагал по бульвару Сансет, ошеломленно пробираясь сквозь возбужденную толпу негров, латинов, белых, ослепленный таким количеством света, что не видно звезд на небе. Давид робел уже гораздо меньше, чем в первые дни, и с интересом разглядывал бары, рестораны, магазины, проституток и педерастов. Гвалт стоял невообразимый, как будто весь мир собрался здесь, чтобы поразвлечься.
«Правду говорили мне в Чакале, пива здесь хоть залейся, и тетки ходят чуть ли не в чем мать родила!» — «Это бал сатаны, — подсказала ему бессмертная часть. — Специально для моряков, вернувшихся из плавания». Давид притворился, что не слышит никакого голоса, и заставил себя думать о Карлоте Амалии. Что-то она сейчас делает? Наверно, спит или болтает с подружками. Мысли о ней тут же повлекли за собой воспоминание о Рохелио. «Если бы он припозднился хоть на десять минут, то, возможно, остался бы в живых, а я с Карлотой был бы сейчас в Тамасуле. А может быть, в Кульякане. Карлота, любимая!» Давид шагал в сторону Голливуда. Он напишет ей письмо и позовет к себе, объяснит, что сам уже не вернется: «По вине дона Педро Кастро, понимаешь? Он потребовал этого от моего папы. Прости за почерк; это самое первое письмо в моей жизни, до сих пор мне было некому писать; здесь очень красиво, меня приняли на работу в „Доджерс“, и я уже подыскиваю для себя жилье; здесь есть дома выше склонов ущелья Какачила; я приехал играть в бейсбол, и гринго подписали со мной контракт, мне не хочется к ним, но дядя Гойо говорит, что я буду зарабатывать в тысячу раз больше, чем на лесопилке; да, здесь есть лед, посмотрела бы ты — в мотеле стоит аппарат, который делает ледяные кубики, мы их все время таскаем, потому что они бесплатные, и играем в войну во Вьетнаме, суем их друг другу за воротник и вся одежда намокает!» Давид брел куда глаза глядят, не замечая, как редеет толпа, затихают гам и гогот; неожиданно для себя очутился на темной, безлюдной улочке и в испуге остановился. А где же мотель? В какую сторону идти? Внезапно раздался сухой треск, полетели искры: из трансформатора на столбе повалил дым. Послышались смех и испуганные возгласы.
— Hello? — обратилась к нему какая-то женщина. — Are you Kris Kristofferson?*
* Вы не Крис Кристофферсон? (англ.)
Давид от удивления разинул рот. Женщина затянулась самокруткой и добавила по-английски, пуская дым изо рта:
— Отель «Челси» здесь находится? — Давид не понял ни бельмеса, но утвердительно кивнул. Женщина улыбнулась: — Отлично, пошли! — и знаками пригласила его следовать за ней.
Что за черт, в чем дело? Давид словно прирос к месту и только молча пялился на незнакомку. Наверное, это дьявол, размышлял он, тот, что сидел у меня в голове, а теперь вылез на волю.
«Хватит чушь нести! — огрызнулась его бессмертная часть. — Этой женщине нужно пушечное мясо!» Давид вспомнил, как мать внушала ему: дьявол лукав, он может принять любое обличье — мужчины, женщины, животного, кого угодно, и только одного не в силах в себе изменить — своих козлиных копыт! Всегда смотри на ноги; каким бы милым и привлекательным ни казалось бесовское отродье, на ногах у него все равно будут копыта!
Пречистая Дева Мария, эта женщина и есть дьявол, без всяких сомнений! Давид поискал глазами копыта, но их закрывал длинный до земли халат, в который была одета незнакомка. Тут ему стало совсем страшно: вполне вероятно, что с ним, убийцей человека, может произойти самое ужасное — например, ему явится сам Люцифер в образе женщины. И очень привлекательной женщины, отметил про себя Давид. У него бешено заколотилось сердце, он не знал, как поступить — может, пуститься наутек? Незнакомка нетерпеливо произнесла по-английски: