Генрих, герцог д'Харкурт, маршал Франции.
P.S. Спустя два дня после вашего исчезновения толпой, сочувствующей бунтовщикам, был сожжен дворец де Вилье, и многие были убиты. Такое варварство обратило весь Париж против принцев, возглавляющих Фронду. Мазарини сейчас силен, как никогда. Хотя известная вам принцесса и продолжает делать из себя дуру, разгуливая по городу во главе своих войск, ее солнце уже закатилось, и вскоре она вместе со своими мятежными союзниками узнает вкус изгнания. Вот куда сейчас дует ветер, Филипп».
Перед глазами Филиппа все расплывалось. Защищая себя, маршал совершил невозможное. Все, что Филипп считал для себя утраченным – свой дом, свое состояние, свою репутацию, свое положение, – ему возвращено. Он может вернуться в Мезон де Корбей и жить так, словно он никуда и не уезжал. Он сможет уйти в отставку, уехать в деревню с Анной-Марией и зажить своей семьей.
Но ему это дорого обойдется: он навсегда окажется у маршала в долгу, будет вынужден сносить его презрение, пока один из них не умрет.
Филипп вздохнул. Но, может быть, уже слишком поздно. С тех пор, как маршал отправил это письмо, его выдумка могла быть разоблачена, или он был вынужден сообщить о смерти Филиппа. В любом случае возвращение домой может быть весьма небезопасным. Нужно действовать с величайшей осторожностью.
Услышав какие-то звуки в коридоре, он смял письмо в кулаке.
Из прохода возникла матушка Бернар с подносом, на котором были хлеб, сыр и высокая кружка с вином.
Он встал.
– А когда вы получили это письмо, матушка Бернар?
Она поставила поднос на стол.
– Три недели назад. Вскоре после этого в соседнюю деревню прибыли люди кардинала.
Последовательность событий заставляет задуматься. Не может ли быть, что письмо – подложное? Оно послано для того, чтобы заманить его в ловушку и предать пыткам и бесчестью. Он внимательно осмотрел печать. Письмо написано рукой отца. Почерк и манера подбирать слова, равно как и герб, – все его.
Нет. Отец Филиппа слишком горд, чтобы взвалить на свой дом такой позор, что бы ни предпринимал кардинал. Письмо было подлинным.
Он должен действовать, и действовать немедленно. Филипп схватил кружку и жадно глотнул крепкого бочкового вина. Напиток обжег небо и гортань. Он завернул в рубашку еду про запас.
– Спасибо за еду, но сейчас мне есть некогда. Мне пора ехать.
Рука настоятельницы сжала его плечо.
– Вы никуда не уйдете, пока не расскажете мне про Энни. Она жива?
На губах Филиппа промелькнула ироничная усмешка.
– Более чем. Она процветает и уже перевернула весь мой дом вверх ногами. Самое непокорное создание из всех, кого мне доводилось видеть.
Матушка Бернар улыбнулась:
– Судя по тому, что я успела понять, сир, вы друг друга стоите. Передайте ей мои слова. И скажите, пусть обязательно напишет мне.
Он задержался у выхода в коридор.
– Я сделаю лучше. По дороге в Париж мы заедем сюда.
30
Первые пять ночей после отъезда Филиппа Энни спала очень беспокойно. Но эта ночь – шестая – была хуже всех. Если все будет хорошо, ей уже недолго оставаться одной. Но как все сложится, когда он вернется?
А что, если он никогда не вернется?
Уже было заметно позже полуночи, а она не спала, всматриваясь сквозь полог в неясный отблеск лунного света из сада. Еще целый час беспокойные мысли не давали ей покоя, и она наконец встала.
Накинув халат, чтобы не замерзнуть, и ощущая голыми ногами прохладу гладкого мраморного пола, она прошла в библиотеку.
Энни пыталась убедить себя, что пришла посмотреть книгу для чтения, но в глубине души ей просто хотелось здесь, среди вещей Филиппа, ощутить его присутствие.
Пройдя сквозь поток лунного света, залившего библиотеку, она подошла к маленькой кушетке Филиппа и села, обняв подушку. Прижавшись к ней лицом, Энни вдохнула слабый запах его кожи. Она закрыла глаза и поглубже зарылась в мягкую упругость подушки, пропитанной его запахом. Он пробудил воспоминание о его поцелуе, когда они стояли на овеваемом ветром плато. Она сейчас почти чувствовала вкус его губ и тепло его рук, обнимающих ее. Господи, как же она тосковала по нему!
Она подошла к двери за столом Филиппа и остановилась. В замочной скважине торчал ключ. С тех пор, как Филипп уехал, она боролась с желанием повернуть его. Но сегодня любопытство взяло верх.
Замок тихо щелкнул, и хорошо смазанные петли не заскрипели, легко открывая дверь, ведущую в коридор, вырубленный в известняке, из которого состояли окрестные скалы. Ровные стены вели в темную комнату, вдоль ее стен тянулись каменные скамейки, выступающие прямо из недр горы. Она почувствовала слабый запах серы, похожий на запах струйки воды, бесконечно текущей через кухню. Движимая тем же неодолимым любопытством, которое открыло ей тайну монастырской библиотеки, она вошла в коридор, и дверь тихо закрылась за ней.
Каменный пол под ногами неожиданно оказался теплым. Она пошла вперед, к низенькой ограде грота внутри.
Когда она вошла внутрь, то ахнула от изумления.
На поверхность выбивался горячий подземный источник, создание рук человека и живой природы. Легкие облачка пара танцевали над поверхностью воды. Горячая вода скатывалась в два бассейна, один ниже другого, и убегала в ночную темноту. Энни, следя глазами за убегающим потоком, увидела крошечный садик, освещенный луной, полоску бордюра из цветов, ведущую к маленькой, сияющей белизной статуе у самой стены, отгораживающей море.
Все было удивительно гармонично – колышущаяся вода в аккуратных бассейнах, широкие мраморные ступени возле стекающей воды, узкие высокие колонны у самого края портика.
Энни прошла вдоль цветочного бордюра к маленькой каменной площадке напротив мраморной статуи и здесь посмотрела вниз. За ней открывался вид на Средиземное море. Прочная решетка в конце стены давала понять, что это тайное убежище не имеет выхода.
Она возвратилась в грот, нагнулась над горячим источником, глядя в мутную, бурлящую воду. Под ее поверхностью просматривались широкие каменные ступени, ведущие вниз. Зачерпнув горсть воды, она пропустила ее между пальцев. Теплая струя согрела ее покрывшуюся гусиной кожей руку.
Как хорошо было бы погрузиться в теплую воду и не слышать ничего, кроме гула источника и плеска от своих движений. Соблазн был слишком велик.
В каменной нише лежала кипа аккуратно сложенных кусков домотканого холста. Энни взяла один из них, положила на край бассейна, стянула халат и бросила его на пол. Потом развязала ленточки ночной сорочки и через голову стянула ее. Даже в этом закрытом гроте обнаженное тело ощущало холод ночного воздуха.
Она распустила заплетенную косу и потрясла золотистой копной вьющихся волос. Каменный херувим, стоящий в конце сада, был единственным свидетелем того, как она спускалась в беспокойную рябь воды.
Шаг за шагом тепло окутывало ее. Чем глубже она погружалась, тем теплее становилась вода. Она шла вперед, уверенно ставя ноги на каменные ступеньки, спускаясь к самому сердцу источника. Кончики пальцев чувствовали края ступенек, и она опускалась все глубже, пока вода не дошла до груди. Слегка вздрогнув, когда теплые пузырьки воды пощекотали ее соски, она погрузилась в воду по шею. Волосы поплыли по воде, окружая ее, подобно накидке из темного шелка.
С ее губ сорвался тихий вздох восторга. Сила подземного потока была такой мощной и упругой, что она еле удерживалась на ногах. Она то поднималась из воды, то вновь опускалась в нее, забавляясь изменением ощущения веса своего тела. Улыбаясь, она села на каменные ступеньки в воде, и в ее мыслях промелькнули образы, навеянные эротическими возможностями этого восхитительного места – она и Филипп здесь вместе, обнаженные… Кровь забурлила в ее теле так же стремительно и жарко, как этот горячий источник.