Олафсон налил морошкового самогона в бокалы:
— Счастливый человек этот Олег Рудов. Меня Гростайн отверг, буквально сломал мне жизнь, а ему открылся.
— Благодаря мне! Это я написала его имя на портале!
— Да, пять тысяч лет назад ты написала ваши имена, и все эти годы портал вас ждал. А десять лет назад Олег приехал в музей, коснулся камня, и случилось чудо. И он никому ничего не сказал...
— Потому что он эгоист и хочет заграбастать все деньги и славу! Ни с кем не хочет делиться — ни с вами, ни со мной, ни с учёным сообществом! Он понял, что может путешествовать во времени, и тайно начал раскопки. Пишет научный труд, готовит сенсацию. Какое необузданное тщеславие, какая алчность!
Олафсон захихикал:
— И это говоришь ты? Да вы друг друга стоите! И не алчный он, а обычный. Ты плохо знаешь учёных. Я бы на его месте поступил точно так же: задурил бы тебе голову, сжёг флешку, украл паспорт. А если бы ты продолжала мне мешать, то и придушил бы где-нибудь в прошлом. Кто тебя там найдёт? Идеальное преступление — спрятать труп в каменном веке.
Вера обиделась:
— Почему бы не поговорить со мной честно? Я бы согласилась поделиться с ним славой.
— Вера, Вера... Он десять лет вёл там кропотливые изыскания, изучал среду, наблюдал за аборигенами. И вдруг какая-то девчонка с фотоаппаратом врывается в его мир и предлагает делиться! Ну уж нет! Чужака надо выкинуть, а портал замуровать или поставить там хитрую ловушку, — Олафсон ехидно засмеялся.
Холодный ветер трепал его седые космы, а щёки от вина раскраснелись. Фьорд накрыло облаком тумана, и Вера поёжилась:
— Всё равно мог бы поговорить. Я же влюбилась в него, и он об этом знает. Разве б я вела себя так глупо, если б не влюбилась?
— А ты уверена, что нравишься ему? Если нет, то плевать ему на твою любовь, сама понимаешь.
Ночью Вера слушала завывание ветра и вспоминала события прошедшего лета. Допустим, Олафсон прав. Юный честолюбивый Олег Рудов приезжает в норвежский музей на практику и обнаруживает, что может перемещаться в прошлое, — единственный из всех, кто когда-либо прикасался к Гростайну. Рудов смекает, что это бесценный шанс изучить неолит методом полного погружения и написать труд, который станет бестселлером на все времена. И он не упускает этот шанс. Через десять лет, когда его диссертация практически готова, а он окончательно привык считать себя избранным, из камня вдруг вываливается свадебный фотограф Вера Сидоренко. И все мечты доцента, все его планы, надежды и карьерные устремления рушатся в прах. И за меньшее зло убивали, тут Олафсон прав.
Но больше всего Веру занимал вопрос о чувствах доцента Рудова. Да, у них был секс, и оба раза он вроде бы получил удовольствие, но это ведь ни о чём не говорит. Вдруг он спал с ней только для того, чтобы потом потом сжечь рубашку и украсть паспорт? Вдруг он вообще её не хотел? Её круглую попку, коленки и нежную грудь. Вдруг он притворялся, что хочет её? Какой стыд, какое разочарование... Вера задремала и проснулась от того, что Олафсон тряс её за плечо:
— Вера, началось северное сияние. Интенсивность — пять баллов. Пора.
Глава 5
Глава 5
В ушах звучали прощальные слова профессора Олафсона: «Скажи Олегу, что я на него не сержусь. Пусть не боится меня, я всегда помогу своему бывшему студенту!». Плечи оттягивал тяжёлый рюкзак, где между объективами покоилась бутылочка морошкового вина, а карманы топорщились из-за упаковок конфет. Вера опустошила автомат в музейном кафетерии, выгребла все орешки в разноцветной глазури. Ещё она взяла с собой финский нож Олафсона, хотя тот отговаривал: доцент Рудов по-любому победит в драке. На его стороне пол, опыт, мышцы и знание местности. Спасибо, если не поставит у Гростайна капкан на медведя, а то всякое может случиться.
В неолите занимался серый рассвет. Капкана не было. В лицо хлестал ветер, море пенилось барашками. На пустынном пляже стояли два оленя с расшатанными копытами и грустно смотрели на Веру.
— Что, засранцы, больше никого дома нет? Не верю. Йи-и-ху-у! — завопила Вера и пропела: — А вы не ждали нас, а мы припёрлися!
Олени испугались и убежали. Ветер подхватил её крик, покидал со скалы на скалу, как теннисный мячик, и унёс вдаль.
— Вера, Вера, гыр-гыр-гыр! — донеслось из-за камней.
По берегу бежала Му в оленьей шубке, подпоясанной кожаным ремешком, за ней — стайка растрёпанных девчонок.
— А-а-а, помните меня! — растрогалась Вера. — А я вам сладенького принёсла. Небось, не пробовали «эмэндэмс»? Не балует вас муженёк вкусняшками двадцать первого века. У, жадина!
И начала вытаскивать из карманов пакетики. Разорвала один: надо же показать дикаркам, как их правильно есть. Все с удивлением смотрели, как она бросает в рот конфетку и жуёт, изображая гастрономический оргазм. Вслед за ней Му тоже раскусила конфету и затрещала орешком. Её узкие глаза расширились так, что стали видны белки. Не успев проглотить, она потянулась за второй.
— Что, вкусно? — торжествующе спросила Вера. — А ты попроси Ру, пусть он тебе «Рафаэлло» купит. Тут до ближайшего сельпо минут пятнадцать пешком, там этих конфет хоть попой жуй. Правда, цены высоковаты для бедного доцента, но ничего, он скоро разбогатеет...
Му грызла конфетки и кивала, словно разделяла её злость. А её подружки не рискнули есть яркие камешки. Одна начала примерять их к своей шее, явно задумав сделать бусы, другие подхватили эту гениальную идею и радостно загыркали.
— Ну, всё, зацепились языками! А кто меня к Ру отведёт? Или я уже типа своя, сама дорогу найду?
— Ру! Ру! Гыр-гыр-гыр!
Он сидел на каменном троне под шестом с черепом. Одет он был в меховые штаны, меховую куртку, леопардовый плащ и золотую корону. На коленях у него лежала деревянная дубинка, подозрительно похожая на бейсбольную биту. Чёрные глаза буравили Веру до самых внутренностей, спутанная грива полоскалась на ветру, как пиратское знамя. Царь. Самый желанный мужчина в мире. В каждом из существующих миров. Олег Петрович Рудов, доцент Санкт-Петербургского государственного Института истории. Вера почувствовала, как защипало в носу. Ну нет! Такого удовольствия она ему не доставит.
Вокруг костра сидел женский кружок пения. Знакомая блондинка стучала в бубен и заунывно тянула горловую песню. В ней были такие слова: оъй-оъй-оъй. Остальные меланхолично подпевали. Вера пересекла лобное место и остановилась напротив Ру:
— Доброе утро, Олег. Прекрасная погода, не правда ли?
— Фыр.
Она усмехнулась:
— Ну фыр, если тебе так удобнее. Я такую корону, как у тебя, видела в интернет-магазине «Короны и кокошники». Знаешь, у меня было много времени, пока я паспорт ждала. Сто девяносто рубликов — цена твоей игрушечной короны. «Мейд ин Чина». А накидка из леопарда — плюшевый плед из магазина «Стиль и текстиль». Это подороже, тысяча двести. Дуришь местных пиплов, да? Дурилка ты картонная.
— Фы-ы-ыр.
— Ладно, я по делу пришла. Моя флешка на сто двадцать восемь гигов у тебя? Только не ври, что ты её сжёг, я всё равно не поверю. Отдай её мне, и разойдёмся по-хорошему. И я забуду, что ты дважды меня предал — здесь, в шалаше, и там, в питерской студии. Я всё тебе прощу: и как ты меня выгонял, и как пытался выдать замуж за пенсионера, и как бросил в огонь мою любимую рубашку от H&M, — Вера набрала воздуху в грудь и продолжила: — Как дурачил пиджаком Петрищева и карнавальными линзами, как деньги мои проедал в ресторанах, как обокрал меня, пока я сардельки варила...
Зря она это сказала. Обида проснулась, накинулась и начала душить. Вера шагнула и дала Рудову пощёчину. Тот ушёл от удара, как профессиональный боксёр, но Вера зацепила корону. Она взлетела в воздух, кувырнулась над фьордом и упала на ногу Вере. По ощущениям словно кирпич упал, отнюдь не игрушечный. И хотя жёлтый тимберлендовский ботинок смягчил удар, Вера охнула и запрыгала на одной ножке. Блондинка перестала стучать в бубен. Весь женский коллектив уставился на Веру не с таким благожелательным видом, как раньше.
— Ну, извините, — сказала им Вера. — Я хотела по морде ему дать, а не корону сбивать. Это не революция, не бойтесь.
Доцент протянул руку. И столько достоинства было в его жесте, столько властности и врождённого аристократизма, что Вера наклонилась и подняла корону, чтобы вернуть хозяину. Она ощутила в руках драгоценную тяжесть, увидела, как сверкает камнями и чеканкой благородный металл. По ободу шагали цапли и утки, согбенные человечки тащили плуги, ползли жирные скарабеи и летели пчёлы. Посредине стояли два узкобёдрых широкоплечих египтянина, смотрели друг на друга и держались за руки. Между их носами выдавалась вперёд королевская кобра с раздутым капюшоном. В её глазах горели рубины.
— Что за нелепый кокошник? — пробормотала Вера. Ру наливался яростью прямо на глазах, но пока ещё терпел. — Я такого в каталоге не припомню. Я б купила для реквизита, чтобы невест фотографировать... Из чего он сделан? Не из золота же...
Вера задумчиво укусила кобру за голову. На капюшоне остался отчётливый след её зубов.
— Упс...
— Фыр!!! — заорал Ру и бросился на Веру.
Он схватил её поперёк талии и повалил на мягкий мох. Вера и опомниться не успела, как Ру сидел на ней верхом, сдавливая мощными ляжками.
— Пусти, одичалый, мне больно... — прохрипела Вера.
— Гыр-гыр-гыр!!! — Ру отобрал у неё корону, увенчал ею свои буйные кудри и потряс руками в воздухе, как вернувшийся с войны триумфатор.
— Гыр, гыр, — защебетали его жёны, — плюм, плюм.