Раз сто я вставал и подходил то к окну, то к приоткрытой двери… Все мне что-то чудилось, даже шаги в коридоре… Но каждый раз я убеждался, что ошибся. Лишь один звук в этом доме не вызывал у меня никаких сомнений относительно своего происхождения: размеренный храп Амелии, спавшей наверху.
Только под утро мне удалось заснуть.
И теперь уже я не вышел к завтраку.
Прошло несколько дней. В заботах об устройстве магазина я забыл обо всех своих удивительных предположениях. «Шкатулка с Мечтами» постепенно обретала дыхание. Она все более и более походила на то, что мы задумали. У меня не оставалось сомнений, что это будет заведение во всех отношениях примечательное и необыкновенное: и роскошное, и современное, — словом, оно действительно обещало стать сенсацией в здешних местах.
Предприятие, судя по всему, обходилось нам миллионов в восемнадцать, но затраченные франки должны были с лихвой окупиться.
И я, и Элен, и Ева — все мы были очень сильно возбуждены: нас по-настоящему захватил азарт предпринимателей.
Поскольку Ева, как я ее ни приглашал, отказывалась побывать со мной на месте, то я постоянно привозил ей фотографии, из которых можно было составить представление о ходе работ по зримому воплощению идеи, автором которой была она.
Ева подолгу рассматривала их, делала замечания, обращала внимание на подробности, ускользавшие от нас, и я незамедлительно отдавал рабочим новые распоряжения.
Как-то ночью, когда я спал довольно глубоко, я увидел очень странный сон.
Подул ветер, и тюлевая занавеска перед моим открытым окном обрела человеческие очертания, сначала не совсем определенные, — но вдруг я разглядел в них Элен.
Я проснулся весь в поту. И сразу же понял, что кто-то меня зовет.
Возле моей кровати стояла смертельно бледная Элен.
— Что случилось?! — вскричал я. Эта застывшая, можно сказать, восковая фигура передо мной могла обещать лишь катастрофу.
— Виктор, — пробормотала она. — Это… Это ужасно…
Казалось, от страха она едва жива. Она наклонилась, оперлась рукою о спинку и пробовала отдышаться. Я и пошевельнуться боялся, не зная что делать…
— Ева… — начала она.
Я подумал сразу, что Ева покончила собой, — внезапная догадка словно пронзила меня насквозь. Но пока я не стал высказывать вслух своего предположения.
— Она заболела? — спросил я, едва сдерживая волнение.
— Нет, исчезла…
Я сбросил с себя одеяло.
— Что вы говорите, Элен?! Исчезла?! Вы шутите!
— О нет, клянусь вам!.. Посмотрите сами…
Я опрометью бросился в комнату Евы.
Комната действительно была пуста.
Кровать разостлана, в коляске одна медвежья шкура… У меня внутри все похолодело. Особенно страшно было смотреть в темноте осиротелой комнаты на эту пустую коляску.
Я повернулся к Элен — она пришла сюда вслед за мной.
— Немыслимо! — только и сказал я. Элен дрожала.
— Как вы это заметили?
Какое-то время она обдумывала вопрос, словно ответ на него мог что-либо изменить в произошедшем.
— Так… Вот уже годы я сплю очень чутко… Мне все кажется, Ева меня зовет… Первое время, когда ее парализовало, она звала меня по три-четыре раза за ночь. Теперь она уже перестала это делать, научилась, что бы ни случилось, обходиться своими силами, но сознание того, что она может нуждаться во мне, не дает мне покоя… Вы понимаете?
— Да, продолжайте…
— Сегодня меня что-то разбудило… Не знаю, как и объяснить, что это было… Может быть, какой-то шум, может, что-то подсознательное… Я подождала мгновение, тревожное предчувствие не уходило, я встала.., и вот.., пришла сюда…
Я совершенно не узнавал ее голоса, словно это и не она со мной говорила. Какой-то внутренний, что ли, был этот голос…
— Элен, выпейте что-нибудь, на вас лица нет… И только сейчас я заметил, что она стоит в одной ночной рубашке.
— И оденьтесь…
Она кивнула. Машинально прошла в свою комнату и надела халат. А я тем временем спустился вниз. Ни в комнатах, ни в патио Евы не нашел. Но я заметил, что входная дверь не была заперта на замок.
Элен тяжело спустилась по лестнице, замедляя шаг на каждой ступеньке. Я быстро подошел к бару в холле и налил ей полную рюмку коньяка. Она выпила, ни слова не говоря, хотя терпеть не могла крепкие напитки. Ее бледные щеки сразу же порозовели.
— Присядьте, Элен. Нам нужно спокойно во всем разобраться…
Она была послушна и делала все, что я ей говорил, — по всему чувствовалось, воля совершенно оставила ее.
— Значит, Элен, я тогда не ошибся. Ваша сестра ходит!
— Но ведь это невозможно, Виктор!.. Не-воз-мож-но! Любой врач вам это скажет.
— Так что у нас тогда — похищение?.. Подумайте, Элен! Мы не в Америке — это там кид-нэпинги на каждом шагу. А если бы даже мы там и жили, не думаю, что кому-нибудь взбрело бы в голову похищать нашу Еву!
Коньяк и мой твердый, уверенный голос ее успокоили. Элен прислушалась к моим доводам, взяла себя в руки.
— Но, Виктор, вот уже несколько недель, как вы ее знаете. Вы даже пробовали заставить ее учиться ходить. Вы прекрасно знаете, что она не то что ходить, держаться прямо на ногах не в состоянии!
— Элен, нас не может так ослеплять повседневная реальность, какой бы ясной она ни была. Ева сидит в своей коляске, уверяет нас, что не может ходить — и мы принимаем это за неизменную данность. Но почему? Всего лишь потому, что обстоятельства и доводы логики на ее стороне. И если мы видим, что она в состоянии покинуть комнату без своей коляски, то можем допустить и противоположное, и допустить с тем же успехом, — ведь и обстоятельства, и логика вступают в противоречие с прежней данностью.
Она никак не внимала логике моих доводов, хотя, я видел по ней, силилась это сделать. Стояла на своем — и все.
— Тут должно быть что-то другое, Виктор…
— Что? Ну предложите мне хоть что-то похожее на гипотезу, я вас выслушаю.
— Я не знаю…
— Вот видите!
— Но я знаю точно, что Ева не может ходить. У меня нет в этом ни малейшего сомнения. Ну сами подумайте, если бы она научилась вдруг ходить, то какой смысл ей это скрывать, притворяться инвалидом? Это что, тайна, которую нужно хранить при себе?
А мне вдруг пришла в голову иная идея.
Я щелкнул пальцами:
— Кажется, я догадался, Элен…
У нее даже глаза в темноте заблестели. Мне показалось, я могу увидеть сейчас в них свое отражение, как если бы это были два маленьких зеркальца.
— Элен, вы недавно сказали о подсознании…
— И что?
— Предположите, что у Евы это подсознание сильнее ее болезни. Предположите, что во сне она испытывает потребность ходить и что это самая подсознательная воля дает ей на это силы?
Элен покачала головой. Но все-таки я поколебал ее сомнения.
— Хм, а вам не кажется, — сказала она, — что все это надуманно?
— Пусть и надуманно, но вполне правдоподобно. Эта версия не затрагивает сознания Евы. Ибо, если она знает, что ходит, то как тогда можно назвать ее молчание? Вы находите слово?
Элен встала.
— Нужно ее найти, Виктор, мне страшно за нее… Даже если она и ходит, то как она сориентируется, она ведь никогда не покидала дом…
— Никогда? А я вам говорю, что она выходит из дома!
Я вспомнил внезапно то свое ночное приключение с истеричкой в автомобиле… Боже милостивый, как это все сопоставить?!
— Я знаю, о чем вы думаете, — прошептала Элен, всматриваясь в меня.
— Лучше бы вам об этом не знать, Элен. Бывают на свете вещи, от которых в глазах темнеет…
— Что мы будем делать?