Это был Генри Уэстон.
Высокий статный красавец, будущий виконт, он считался лучшим женихом и любимцем светского общества.
Лорд Уэстон поднял руку, призывая к молчанию. По рядам гостей пробежала волна перешептываний. Наконец все смолкло.
— Дорогие друзья, моя жена и я рады приветствовать вас в нашем доме. Благодарим за участие в нашем семейном торжестве. В последний раз мы устроили бал в честь успешного выхода нашей дочери Изабеллы в свет, а теперь мы представляем вам дочь вместе с ее мужем, графом Данстоном. Недавно они отметили вторую годовщину семейной жизни.
Вокруг послышались поздравительные возгласы и аплодисменты. Лорд Уэстон опять замер, ожидая, когда стихнет радостный шум.
— Ровно год назад в красивой церкви в нашем поместье Уэстон обвенчалась вторая наша дочь. В нашей семье появился новый член — маркиз Шелдон, которому удалось пленить сердце Оливии, опередив многих лондонских хлыщей и лишив их всяческих надежд.
Послышался всплеск возмущенных голосов, однако основная масса гостей весело рассмеялась.
— Недавно мы стали еще счастливее, — продолжал хозяин. — Молодые порадовали нас рождением двух очаровательных внучек.
Он поднял бокал высоко вверх:
— А теперь предлагаю тост: «За любовь, счастье и семью!»
— За любовь, счастье и семью! — подхватили гости. Провозглашенный тост гулким эхом прокатился по всему залу.
Ни одно слово из тоста не слетело с губ Дианы, язык не повиновался ей. Они плохо согласовывались с ее жизненным опытом, в ее понимании эти слова вообще были никак не связаны друг с другом. Диана подняла бокал и, сделав глоток, проглотила вместе с шампанским застрявший в горле комок. Она заметила, что ее мать также промолчала, не став повторять тост вслед за всеми.
В зале началось движение, целью которого было очистить центр для танцующих. Часть гостей, в большинстве своем мужчины, вовсе покинула зал. Одни устремились к карточным столам, другие, непринужденно болтая, стали расхаживать по всему дому. Когда место для танцев освободилось, лорд и леди Уэстон вышли на середину, следом за ними ступали их дочери с мужьями. Раздались громкие и отчетливые звуки музыки. Как только пары совершили несколько танцевальных па, к ним стали присоединяться другие желающие. Девушки, оставшиеся без кавалеров, как обычно стояли вдоль стен, переглядываясь с мужчинами в надежде получить приглашение на следующий танец.
Но никто не смотрел в сторону Дианы, ничей взгляд не задерживался на ее лице, впрочем, она давно к этому привыкла. Если в детстве Диана умела ловко прятаться, то теперь она не менее искусно прятала свои чувства под маской притворной любезности, сидя в окружении глуповатых мамаш и чудаковатых старух. Ее лицо сохраняло привычное выражение, наиболее подходящее для бала, когда вокруг нее блестящие светские красавицы и скромные дебютантки то и дело получали приглашения на танец.
Красотой Диана не блистала и хорошо понимала это. Ярко-рыжие волосы, карие глаза и в довершение множество веснушек шли вразрез с принятыми стандартами красоты. Ростом она была выше почти всех своих предполагаемых кавалеров для танцев, что тоже не играло ей на руку. Когда взгляд Генри Уэстона остановился на ней, пусть даже по замеченному многими знаку матери, Диана смешалась: ей, как в детстве, захотелось спрятаться. Это ее пугало. Причем очень сильно.
Диана четко понимала всю сложность положения. В отличие от многих джентльменов, он подавлял своим внешним видом и ростом, порождая в ней чувство собственной уязвимости. Ни для кого не было секретом, как много часов он проводит на боксерском ринге в клубе Джексона. Плоды этих упражнений производили должный эффект на слабый пол, и Диана не являлась исключением. Безукоризненно скроенный фрак и панталоны в обтяжку подчеркивали его мужскую красоту и вызываемое ею впечатление. В воображении Дианы невольно возник образ вождя языческого племени, безжалостного к своим врагам, захватывающего чужие земли и богатую военную добычу.
Объяснить, почему его вид так волновал ее, она не могла. В конце концов, он ведь не собирался ее грабить. Да и ей такая мысль не приходила в голову. Она не размышляла подолгу о спортивных увлечениях Генри Уэстона, потому что это было бы неприлично. И она, конечно, никогда не думала над тем, что он надевал, или скорее не надевал, на себя, когда занимался боксом.
Возможно, ее мысли помимо воли крались по запрещенным тропинкам, пока глаза оценивали его широкие мощные плечи. Она ничего не могла поделать с собой. Этот человек притягивал к себе внимание женщин точно так же, как огонек свечи манил глупых бабочек. Он напоминал ей Аполлона, золотоволосого бога, полного силы и огня. При ярком свете множества свечей он и в самом деле выглядел как бог, но все знали, что по своей натуре Генри Уэстон стоял ближе к дьяволу.