Модистка записала еще несколько измерений, по-детски непосредственно вскочила и позвала:
— Клодетта!
Появилась миниатюрная подвижная женщина, прижимавшая к груди что-то черное.
— Клодетта, зашнуруй мадемуазель в корсет. Ах, нужно вшить в него набивку. — Энн замерла, когда мадам Рене просунула руку внутрь и твердые костяшки пальцев коснулись ее груди. — И усилить китовым усом, чтобы он поддерживал ее и не давал сутулиться. Ясно?
— Oui, мадам.
— Vite , у нас должен быть рулон ткани. Анжелика, принеси ярко-голубой бархат.
Шторы распахнулись — Энн на мгновение увидела Майкла, а он ее.
Мадам Рене назвала его эталоном жеребца.
«Неужели нет ничего такого, что вы не могли бы сделать?»
«Ничего, при условии, что это доставляет удовольствие».
Фиалковые глаза Майкла вспыхнули, но в следующую секунду, словно из сострадания, его загородила сухопарая женщина с рулоном ярко-голубого бархата, бордовые шторы сомкнулись за ее спиной. Но жар от его взгляда остался. Мадам подхватила ткань и приложила к бедрам Энн.
— Надо подчеркнуть ноги — они превосходны. Здесь должно облегать, верхнюю часть чуть сместим сюда. А в дневное платье вошьем клинья, чтобы она могла свободно ходить. Oui?
Раздался одобрительный хор. В примерочную набилось слишком много людей — внимание к своей персоне показалось Энн чрезмерно утомительным. От аромата французских духов и газового рожка кружилась голова. На что еще способен Майкл, чего он с ней еще не сделал?
О чем говорить в предстоящие часы, дни и недели? Майкл был необычным человеком: с одной стороны, обладал свободными манерами французских предков, с другой — холодной воспитанностью англичанина. Что бы было, если б его не заинтересовало ее состояние?
Рулон материи и корсет куда-то исчезли.
— Не беспокойтесь, мадемуазель. Все будет в лучшем виде. Когда оденетесь, можете присоединиться к нам с месье Мишелем.
Мадам Рене царственно прошествовала сквозь шторы, а две ее не похожих друг на друга помощницы — одна низенькая и полная, другая высокая и сухопарая — принялись наряжать Энн, словно она была манекеном, а не живым человеком, который впервые в жизни пренебрег обществом со всеми его условностями.
Энн почувствовала, что ее руки сделались ледяными, Она испугалась. И в то же время ей не нравилось бояться. Возникало ощущение, что ей восемнадцать, а не тридцать шесть.
Энн вышла из примерочной и обнаружила, что Майкл и мадам Рене сидят друг подле друга. Их окружали рулоны материи: яркие, живые цвета испестрили золотистый парчовый диван и застланный ковром пол. Некоторых оттенков Энн никогда не видела и ни за что бы не решилась носить.
Майкл и модистка склонили головы друг к другу — нетронутую сединой темную и заносчиво рыжую — и обсуждали эскизы в альбоме. Словно Энн вообще не существовала. Клиентка, платившая огромные деньги, больше никого не интересовала.
Страхи и возбуждение, заставившие Энн остаться у Майкла, достигли наивысшей точки. Сам он никогда бы не надел пестроту из всех немыслимых цветов радуги. И не он платил за пошив модистке.
— Полагаю, вы должны консультироваться со мной, мадам.
Модистка подняла голову и посмотрела на нее так, словно она была девчонкой, без спросу встрявшей в разговор старших.
Энн разозлилась еще сильнее.
— Я возьму платье темно-синего цвета, но прежде, чем вы начнете шить, я хочу посмотреть фасон.
Мадам Рене замерла и нахохлилась, как курочка. Жемчужины на ее шее сердито блеснули.
— Я кутюрье, мадемуазель, художник. Вы сомневаетесь в моих способностях?
В разговор мягко вмешался Майкл:
— Мадемуазель просто интересуется, когда вы сможете предоставить ей свои шедевры. Дневное платье она хотела бы получить уже завтра.
— Невозможно! — Французский акцент модистки куда-то бесследно исчез.
— Ничего невозможного не существует, мадам, — настаивал Майкл.
Алчность взяла верх, в карих глазах мадам Рене сверкнул жадный огонек.
— Вы готовы заплатить хорошую цену, месье?
Фиалковые глаза пристально смотрели на Энн. И в них отражалось каждое слово, которым они обменялись, каждое прикосновение, каждое интимное движение.
Внезапно Лондон проник в маленький изящный магазин: продавцы горячей сдобы звонили в свои колокольчики, торговцы расхваливали товар. Скрипели колеса экипажей. Общий шум прорезала резкая трель свистка — в надежде заработать лишние полпенса подметальщик улиц подзывал для пассажира кеб.
— Да, мадам, — ответил Майкл недрогнувшим голосом, — я готов заплатить хорошую цену.
— Тогда все в порядке. Считайте, что платье будет готово. — Модистка поднялась с дивана и царственным движением расправила плечи. — Рада была познакомиться, мадемуазель. Не пропадайте надолго, месье. Анжелика. Бабетта! Несите материю. Нас ждут другие клиенты.
Клиенты, которые не так презираемы, как старая дева мисс Эймс!
Французская армия мадам поспешно собрала красивую материю и последовала за госпожой. А Энн обернулась к своим вещам: ридикюль поблескивал на столике времен Людовика XVI, рядом на полированном дереве безжизненно распластались черные пальцы перчаток. Неподалеку на медном крюке висел ее черный гренадиновый плащ. Тут же сияла золотой рукоятью трость Майкла.