— Мне никогда не приходилось этого делать.
Майкл не посмел бы утверждать то же самое. Один раз ему пришлось наблюдать, как женщина готовилась к свиданию с ним. Диана. Но он не вспоминал Диану, когда смотрел на Энн. Проходили секунды за секундами, а она никак не могла решить, превращаться ли ей в раскованную женщину, которой мечтала стать, или укрыться за привычной маской скромности.
За нее решил Майкл:
— Заканчивай, или закончу я.
— Неужели, месье, тебе приятно смотреть, как женщина заталкивает в тело посторонний предмет? — задиристо спросила она.
В другое время Майкл улыбнулся бы ее наивности. В другое, но только не теперь.
— А тебе приятно сознавать, что я за тобой наблюдаю?
Энн не ответила, да этого и не требовалось.
Они все стремились быть желанными: и она, и Майкл, и Габриэль.
Энн напряглась — каждый ее мускул, каждая жилка. И вернулась к своему занятию. А Майкл вспомнил, что не предупредил, что презервативы имеют еще и иную функцию, кроме предотвращения беременности. Какой-нибудь хлыщ мог без презерватива наградить ее гораздо большей неприятностью, но он знал, что с ним все в порядке.
Энн предложила ему такую близость, о которой Майкл давно не мечтал. Он повел плечами, скинул мокрый сюртук и придвинулся ближе. Энн билась из последних сил, намереваясь выиграть битву между резиной и плотью. А он наблюдал, как двигались мышцы у нее на спине, смотрел на приставший к влажной после ванны коже волосок и капли на округлых ягодицах. В чреслах возникло напряжение.
Энн казалась удивительно уязвимой, неспособной себя защитить — и вот она готовилась принять его сперму. Не совладав с соблазном, Майкл осторожно провел пальцем по ее ягодицам и положил ладонь на чувственную кожу на пояснице. От его прикосновений Энн машинально изогнулась, Майкл улыбнулся довольной мужской улыбкой.
— Я тебе солгал, — произнес он, а сам подумал: не только в этом, а и во многом другом. — Мне не приходилось трогать ничего мягче твоей кожи. Шелковый бархат не дышит, не пульсирует от вожделения. А ты — да. Каждый раз, прикасаясь к тебе, я ощущаю твою страсть. Скажи мне, что ты чувствуешь, Энн? Ты мне рассказывала, что воображала, как я тебя сосу, и в этот момент дотрагивалась до грудей. А представляла когда-нибудь, что я трогаю тебя изнутри? Вкладывала ли в себя пальцы, когда грезила, что лежишь со мной в постели?
Энн протестующе напряглась. Майкл легонько погладил ее промежность.
— Любовники должны делиться друг с другом всем. — «Только не правдой», — подумал он. — Так как?
— Нет, — сдавленно проговорила она.
— А хотела?
— Да.
— А почему не делала?
— Боялась, что это повредит моей девственности.
Майкл начал массировать ей позвоночник — то самое место, которое он гладил менее сорока восьми часов назад.
— Когда наша связь завершится, станешь ли ты, вспоминая обо мне, вводить в себя пальцы?
Энн действительно не знала, можно ли таким способом побороть одиночество. И будет ли она вообще вспоминать искалеченного шрамами продажного мужчину, который предал ее доверие.
— Заведешь себе другого мужчину?
— Нет, — категорично ответила она.
Майкл не сумел побороть прилив естественного удовлетворения, которое вызвал ее ответ. Он не хотел бы, чтобы другой мужчина делал с ней то же, что делал с ней он. А она — с другим то же, что с ним. Только тут он заметил между ее лопаток багровый синяк и нежно коснулся его рукой.
— Больно?
Энн вздрогнула от боли.
— Меня толкнул подметальщик.
Подметальщик! Пульсация из члена поднялась по позвоночнику и сосредоточилась в висках. Вокруг склоненной головы Энн возник ореол пара. Синяк был оставлен тупым предметом. Габриэль тоже сказал, что Энн толкнул подметальщик.
Но какой смысл уличному бродяге покушаться на убийство из-за какого-то медяка? И уж совсем никакого резона бить свою жертву метлой, когда рукой это сделать гораздо удобнее и незаметнее.
Только одну ночь, вот что обещал Габриэль, Мальчик-посыльный, a не Божий посланник. У Майкла свело внутренности. Что можно сказать о Габриэле? Разделял ли он неспособность Майкла убить женщину, чья единственная вина заключалась в том, что она хотела, чтобы ее касались? Он наклонился и поцеловал ее синяк, потом нежно смочил языком, словно извиняясь за то, что с ней сделали два падших ангела. Шероховатые пальцы ласкали ее бархатистые ягодицы.
— Скажи, когда закончишь.
— Что ты делаешь? — Несмотря на разгоравшееся желание, Энн сохраняла самообладание.
— Готовлю себя для тебя. — Майкл начал освобождать свой напряженный член.
Энн вскинулась и натолкнулась спиной на его грудь — теплой кожей на влажную прохладную ткань рубашки. Рука Майкла скользнула под ее ногу, прежде чем она успела снять ее с крышки унитаза.
— Не отстраняйся.
Она вздрогнула:
— Ты холодный и мокрый. — Но не отпрянула. Чувственность переборола в ней старую деву. Майкл располагал одной ночью, чтобы удовлетворить ее страсть. Он сжал зубы и подогнул колени.
Промежность Энн была горячей и приглашающе раскрылась.
— Врач сказал, что в этом положении влагалище сокращается.
— Это правда.
Майкл прикоснулся членом к ее промежности, и жар ее тела передался ему. У Энн сократились мускулы.
— Расслабься, — прошептал Майкл.
— Сейчас, — так же тихо ответила она. Чувствовалось, что Энн напугана.