— Кто ты?
— Я Наим, — сразу же ответил я.
А он крепко держит меня.
— Ты знаком мне откуда-то… Где мы встречались?
Он не узнал меня.
— Ночью, у вашей разбитой машины. Я приехал, чтобы отбуксировать ее.
— А, ты его рабочий-араб?
— Да.
— А что ты делаешь тут?
— Жду его.
Тогда он немного покрутился по комнате, словно это его дом, рассматривает посуду на столе, слегка улыбается про себя. Потом говорит Дафи:
— Скажи маме, чтобы позвонила мне. Но она не отвечает.
— Хорошо?
Но она не отвечает. Ответь же, черт возьми! Зачем она дразнит его? Стоит бледная, злая, ужасно красивая, в длинном халате, босая. Ответь же ему, чтобы он наконец ушел! Но она молчит, он никогда не уйдет отсюда.
— Я скажу ей, — говорю я, чтобы он убрался поскорее.
И он уходит. Оставляет дверь открытой. Я пошел закрыть ее. А Дафи все еще стоит, не двигаясь с места, смотрит в сторону. Я подошел к ней, прикоснулся:
— Кто это?
Она не отвечает мне, уставилась в стенку, вся бледная. Напугал же он нас! И вдруг она оборачивается ко мне, и мне кажется, она хватает меня, и тогда я тоже схватил ее, то есть обнял ее, и мы поцеловались, не знаю, кто был первый, мне кажется, что вместе, сначала получилось мимо, но потом прижались прямо губами, как в кино, взасос, только, когда видишь фильм, не чувствуешь вкуса, а я почувствовал вкус кофе и пирожных на ее губах и еще чего-то. Это был долгий поцелуй, и я почувствовал вдруг, что не могу больше, что я умру, если поцелуй этот продлится, и я упал на колени и поцеловал ее ноги, давно мне хотелось сделать это, но она подняла меня и потащила в комнату, и была она почти голая, и тогда она порвала мою рубашку, совсем с ума сошла, и сказала: «Пойдем, будешь моим любовником».
И тогда Наим подошел ко мне, совсем несчастный и подавленный, и спросил:
— Кто это?
А я не отвечаю. Очень мне жаль его. Как этот подонок его допрашивал, и как он униженно, без всякой гордости, отвечал ему. И я ухватилась за него, потому что боялась, что он уйдет, и он обнял меня, и мы вдруг поцеловались, не знаю, как это получилось и кто был первый, мне кажется, что вместе. И такой глубокий поцелуй, взасос, как в кино, и вкус ананаса и шоколада на его губах, и вдруг он сполз, упал на колени и начал целовать мои ноги, что ему нужно от них, с ума сошел. Я вижу, что он боится встать, так и останется там на коленях, тогда я подняла его, и он потащил меня в мою комнату и расстегнул на мне халат и пижамную кофточку, а я порвала его рубашку, чтобы он не оставался одетым, когда я уже почти голая.
Это чудесно. Уже, так быстро? И это все? Я просто, ой, мамочка, вот оно, само собой. И эти маленькие груди, как твердые яблоки. Маленькая девочка. И этот крик. Что же это я делаю? Внутри, совсем внутри. Точно так, как я думал, и в то же время иначе. Глаза ее закрыты, хоть бы сказала что-нибудь. Это и есть счастье, предел счастья, большего не бывает. И не нужно… и тут я стал ужасно стонать…
Я сказала: «Идем, будешь моим любовником», потому что не хотела, чтобы он сделал мне больно. Но все-таки было больно, невозможно было остановить его. Хватит, пусть прекратит сейчас же, сладкий мой, ой, мамочка. Невозможно остановить его. Вот, вот оно. Я наверняка опередила всех девчонок. Если бы Тали и Оснат знали! А это хорошо. Прямо мечта, ужасно приятно внутри, и это плавное движение. Все ужасно серьезно. И вдруг он начал стонать, как старик, как будто внутри его сидит кто-то другой. Вздыхает, бормочет что-то по-арабски… Даже не понять, хорошо ему или плохо…
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
— Не может быть, всегда о чем-то думают.
— Ну хорошо, о старухе.
— Что о старухе?
— Она, наверно, умерла за это время.
— Сколько ей лет?
— Больше девяноста. Вот бы мне прожить столько.
— Он обидел тебя?
— Кто?
— Директор…
— Это был директор?.. Нет, не обидел. С чего мне обижаться? Только испугался ужасно.
— Испугался?
— Да, прямо напугал он меня…
— Когда папа дал тебе ключ от дома?
— Он мне не давал его.
— Но ведь был у тебя ключ сегодня.
— Это мой ключ…
— Твой?
— Я сделал себе ключ, когда он посылал меня сюда взять сумку. Когда я увидел тебя в первый раз…
— Давно это было…
— Да.
— Зачем?
— Просто хотел, чтобы был у меня ключ.
— Но для чего?
— Просто так…
— Из-за меня?
— И из-за тебя тоже.
— Из-за кого еще?
— Ну хорошо, только из-за тебя.
— Но ведь тебя могут посадить за это.