В конце концов они отпускают нас, показывают дорогу в деревню, через полчаса шоссе кончается, на склоне горы мерцают неясные огни маленькой деревни.
— Вот… — говорит он. Я высаживаю его.
— Иди к отцу. Скажи, что ты больше не работаешь у меня.
И тогда он начинает тихо плакать. Объясняет, что готов жениться, что он не просто ее возлюбленный.
— Возлюбленный? — Что это он говорит? Весь мир перевернулся вверх тормашками! — Сколько вам лет?
— У нас в деревне… в таком возрасте… — пытается он возразить, а слезы все еще льются у него из глаз.
Я улыбаюсь.
— Иди, иди, скажи отцу, пусть отправит тебя учиться в школу…
Он действительно любит ее. Влюбился потихоньку, а я и не заметил.
Он пошел, таща свои чемоданы, скоро я потерял его из виду, он скрылся за поворотом дороги. Я пытаюсь повернуть назад, но мотор заглох. Огни погасли. Аккумулятор окончательно сел.
Я достал Асин аккумулятор, пальцами откручиваю винты и закручиваю их вновь. Но и теперь мотор не реагирует — ее аккумулятор тоже сдал за эти последние месяцы, а я и не обратил внимания.
Вокруг запах полей, надо мной звездное небо, стою на узкой разбитой дороге. Точка в Галилее.
Прежняя жизнь, новая жизнь…
Он исчез, а мне надо все начинать сначала.
Такие вот дела…
Стою у древней машины выпуска сорок седьмого года, которая не подает признаков жизни, и нет никого, кто бы выручил меня.
Надо искать Хамида…
Но я все стою. Безмолвие обволакивает меня, глубокая тишина, словно я оглох.
Наим
Он имел право убить меня, но не убил, даже не ударил, не дотронулся до меня, пожалел или побоялся. У нас в деревне ел бы я землю.
Господи всемогущий, спасибо Тебе…
До чего же хорошо было, только теперь я понимаю, как было все хорошо, все с самого начала и до конца, и как она поцеловала меня и порвала рубашку. Дафи, Дафи, Дафи — я могу произносить ее имя всю ночь, и как это я вдруг застонал, что это случилось со мной, какой стыд, вздыхаю и вздыхаю, а она только смотрит на меня, любимая…
Я встаю перед тобой на колени…
Эта горячая пыль, запах деревни, а во мне вновь просыпается желание…
Я падаю перед Тобою ниц, о Господи…
Это было так хорошо, Дафи, Дафи.
А теперь вернуться в деревню, сказать папе — вот, я пришел.
Сказать ослам — здрасьте…
Ну и пусть, пусть даже не позволят мне увидеть ее, я буду ее помнить…
Тысячу лет не забуду…
Я уже тоскую, не могу без нее…
А он все не уезжает. Погасил огни. Из-за кактусовой ограды я вижу, как он поднимает капот и пытается завести мотор. Стоит не двигаясь… большая усталая тень… застрял…
Пусть попыхтит немного, а то забыл, как работают…
«Вернись в школу», — сказал он, а я уже и забыл, что существует школа. Хороший он человек, хороший и усталый, а беднягу Аднана они так раздражали…
Можно и любить их, и делать им больно…
Застрял там как следует, сам не выберется. Но если я вернусь, чтобы помочь ему, он накинется на меня, лучше пойду разбужу Хамида.
Удивляйтесь, люди, — вот что случилось с Наимом, и преисполнился он надежды…