На пятую ночь шторм стих. Рано утром, взбираясь по трапу, Дэвид почувствовал, что ему удается сохранять более-менее устойчивое равновесие. Когда он вышел на палубу, сквозь рассеивавшиеся тучи проглянуло голубое небо. С криком пролетали птицы… Повернув голову, путешественник увидел побережье Франции, вдоль которого корабль плыл уже несколько часов. Бросившись как сумасшедший в свою каюту, он схватил карты, морские и наземные. Дэвид посмотрел в зеркало, пригладил волосы, будто собирался на важную встречу. Повесив на шею бинокль, он вернулся на палубу, чтобы ничего не упустить во время прибытия на землю обетованную.
В нескольких милях простирался крутой обрывистый берег, где долины перемежались с небольшими портами и минными пляжами. Посмотрев в бинокль, Дэвид узнал характерную архитектуру старых палас-отелей и казино. Он развернул пожелтевшие карты, чтобы посмотреть названия нормандских поселков, смешавшиеся в его сознании со столькими артистическими местами: Ульгат, город художников в устье Дивы, Кабур и его Гранд-отель, где останавливался Марсель Пруст. Корабль медленно скользил по воде. Вновь посмотрев в бинокль, он, кажется, узнал Довиль, курорт наслаждений «безумных лет»[6], но усомнился при виде множества не отмеченных на карте построек. Старинные здания захирели в результате продажи земли отдельными участками; все побережье было застроено курортными комплексами. Немного погодя корабль лег на левый борт и вошел в фарватер Гавра.
Совершая радостные открытия, Дэвид повернулся к городу, где рос Моне, проникаясь волшебным очарованием неба и моря. Но он увидел большой серый полис из армированного бетона, раскинувшийся на берегу как карикатура на масштабное строительство. Вдали высились геометрически однообразные небоскребы, словно копия Манхеттена в уменьшенном варианте. Колокольня церкви напоминала силуэт Эмпайр Стэйт Билдинг. Только несколько вилл над пляжем, на вершине холма, напоминали о прежнем существовании другого города.
От факелов вдали вздымался к небу нефтяной дым. Дэвид вспомнил, что во время Второй мировой войны англо-американская авиация разбомбила Гавр, чтобы вытеснить оттуда немцев, но он не представлял, что ущерб был настолько велик, что это бросалось в глаза сразу при входе в порт. Вклинившись между двух дамб, корабль миновал несколько пустых доков. На заброшенных причалах еще можно было различить старые дебаркадеры с заржавелой надписью «ГАВР». Затем «Нью-Панама» двинулась к дальним докам, над которыми возвышались автоматизированные элеваторы, и вся площадка была уставлена тысячами одинаковых контейнеров.
После формальностей при высадке Дэвида на пикапе подвезли к административному зданию, расположенному на границе порта и города. Первое здание, которое он заметил на противоположной стороне тротуара, было автозаправочной станцией «Бритиш петролеум». Поставив свой чемодан на тротуар, молодой человек, сняв шляпу, поприветствовал Европу. Затем перешел мост и двинулся по бульвару в центр Гавра.
Улицы города были прямолинейными. Дэвид окинул взглядом вереницу серых стен, и ему показалось, что он находится в маленьком Нью-Йорке, покинутом жителями. Череда опрятных зданий высотой не более десяти этажей; на первых этажах филиалы банков чередовались с офисами страховых компаний. Вход в них контролировали цифровые кнопочные устройства. В правой руке Дэвид держал старинный путеводитель по нормандскому побережью:
В Гавре нет примечательных памятников, но здесь можно увидеть величественную картину моря, необычайную активность крупного порта и оживленное движение делового центра, затрагивающее все страны мира. Это Париж, внезапно ставший морским портом, где улицы оглашаются насмешливыми криками попугаев, где на тротуарах громоздятся вольеры с волнистыми попугайчиками, ара и какаду с ярким оперением. Здесь непрестанно снуют приезжие всех национальностей в широких плащах — увы, это униформа путешественников, здесь слышна многоязыковая речь, как на наших парижских бульварах…
Куда же делись какаду? Стоявшая на тротуаре девочка с любопытством рассматривала шляпу Дэвида. Он скорчил улыбку и сказал: «Здравствуй!» Внезапно женщина схватила девочку за руку. Она в бешенстве посмотрела на американца, обозвала его скотиной, втолкнула девочку в машину и стремительно тронулась с места.
Миновав ряд бетонных домов, он наконец вышел на усаженную деревьями городскую площадь, на которой стоял старинный буржуазный дом — как призрак прошлого века. Дорожка для игры в шары, витрины булочной и мясной лавок дополняли эту типично французскую площадь провинциального города. Придя в хорошее настроение, путешественник направился к прилавку, ломившемуся от красного мяса и местных колбас. Стоявший за витриной огромный мясник в халате, испачканном кровью, напоминал осколок прошлого века. Из его ноздрей торчали волоски. Размахивая своим ножом, он разговаривал со старушкой с хозяйственной сумкой под мышкой. Удовлетворенный Дэвид внимательно прочитал надпись в витрине магазина: