Он оценил быстроту поезда по сравнению с американскими пригородными электричками. Комфортабельный вагон мчался по нормандской равнине. Дородные коричневые коровы с белыми пятнами паслись под яблонями; цветущие луга в излучинах Сены полностью соответствовали его представлению о французском пейзаже. Но от городов, через которые проезжал поезд, веяло какой-то банальностью. Они всегда начинались с группы одинаковых домов, разделенных асфальтированными дорогами. За ними следовали коммерческие зоны, окруженные паркингами с различного рода надписями (Дэвид заметил марки «Информатике», «Мёбленкит», «Жимнастик»). Наконец поезд замедлял ход перед вокзалом, расположенным в историческом центре старого города, уцелевшего среди агломерации. После каждого населенного пункта и его окраин тянулись деревни. Затем за окном замелькали поля, обсаженные тополями, красивый замок, участок автобана.
Дэвид дремал, когда в вагоне раздался металлический звонок. Он вздрогнул, узнав мелодию «Гимна радости». Мужской голос закричал:
— Алло? Да, это я! Я плохо тебя слышу, я еду в поезде…
Высунув голову из-за сиденья, молодой человек заметил сорокалетнего бугая в галстуке в цветочек, прижимавшего к своей огромной башке миниатюрный мобильник:
— Да, все в порядке, поезд приходит в пять, по расписанию. Я буду дома в семь, как обещал…
Пассажиры слегка оторопели от этого властного голоса, который изливал душу. Дэвид неприязненно посмотрел на мужчину. Тот, не реагируя, продолжал:
— Сейчас мы подъезжаем к Манту. Показались трубы теплоцентрали, поезд идет без опоздания… А как у тебя дела?
Пассажиры ждали, когда он закончит, чтобы погрузиться в чтение. Проявив инициативу, Дэвид повысил голос, добавив с легким акцентом:
— Вы забыли сказать, что контролер уже прошел и проверил ваш билет!
Бугай в замешательстве замолчал. С минуту он взвешивал, всерьез ли говорил Дэвид. Затем, поняв, что тот насмехался над ним, подумав, воскликнул:
— Если вам не нравится, ступайте в другой вагон! Американец задумался, есть ли специальные вагоны. Но пассажиры, похоже, были на его стороне. Кипя от ярости, мужчина повернул бычью шею, задыхаясь в своем цветастом галстуке. Потрясая мобильником, он бросил Дэвиду:
— Я работаю, уважаемый!
И словно желая подтвердить свои слова, он продолжил свой разговор, крича в трубку:
— Я вышел из офиса, как обычно, в шесть часов…
Затихнув в кресле, Дэвид старался обращать на этот разговор не больше внимания, чем на привычную современную французскую музыку, и смотреть в окно. Поезд подходил к Парижу. Он несколько раз пересек реку. С волнением Дэвид увидел вдали Монмартр, затем они нырнули в широкую яму, в которой сходились все рельсы. Прильнув к окну, путешественник наконец заметил выше, над рельсами, истинно парижский пейзаж с шестиэтажными зданиями и цинковыми крышами: город импрессионистов, сохранившийся как нетронутое ядро в самом сердце мегаполиса.
Охваченный волнением, он растерянно побрел за пассажирами. Под огромным металлическим сводом, под которым ворковали голуби, шли парижане, жители пригородов, иностранцы, бомжи, бродяги… Разрезая толпу, группа военных в полевой форме, с автоматами выслеживала невидимых террористов. Увлеченный движущимся потоком, Дэвид вышел к вокзалу и остановился, чтобы перевести дух. Париж был прямо перед ним. Париж, внешний облик которого, казалось, не изменился, с серыми фасадами, с пивными ресторанчиками на первом этаже, со входами в метро, с автобусами и такси, худо-бедно передвигающимися в пробках.
Две неожиданные детали все же привлекли внимание приезжего. Во-первых, прямо перед ним у входа в вокзал Сен-Лазар стояла современная скульптура, состоявшая из растекающихся и искривившихся часов, словно бросавшая вызов точности железных дорог. Поезда каждое утро доставляли на площадь тысячи трудящихся, где это произведение искусства напоминало каждому о тщете времени. Оно неуловимо. Посмотрев кругом, Дэвид заметил также много магазинов с зеленым мигающим крестом. Один напротив, один слева, один справа. Люди входили и выходили в эти процветающие магазины. Внимательно присмотревшись, он прочитал на них надпись «Аптека».