— Нет, только не она! Мы ее знаем!
И американец мысленно произносил: «Хам»!
В начале июня Дэвид получил приглашение на вечер, посвященный женщинам-творцам, спонсором которого являлся один модный иллюстрированный журнал.
«XXI век будет феминистским» — значилось в шапке приглашения. Затем шел список женщин кинорежиссеров, скульпторов и писательниц, получивших премии в нынешнем литературном сезоне: Франсуаза Ф. («Я скучаю на кухне»), Эммануэль де П. («Я и мое смятение»), Жанна Ж. («Хочу оргазма»). На вкладыше объяснялось, почему организаторши — ради игры слов — выбрали слово «созидательницы» вместо отягченного политическим и лингвистическим мачизмом «создатели».
Вечер проходил в Национальном храме книги при поддержке министерства культуры. Раскрашенный фасад здания представлял собой огромную белую страницу, на которой были разбросаны подписи великих французских писателей. Надпись в холле на стене вопрошала посетителей: «А что если демократия — это книга?» На фреске были изображены различные книги: по истории, математике, информатике, ботанике, поэзии, политике, о театре, комиксы, издания по искусству, по кулинарии и тысячи других книг, шедшие разноцветной вереницей. На прилавках-витринах лежали брошюры и справочники: по литературным премиям, по книжным ярмаркам, конкурсам, новеллы, пособия для писателей моложе тридцати лет, справочник фонда социального обеспечения для авторов старше шестидесяти.
В актовом зале женщины-созидательницы с бокалами встречали гостей. Посещение светских вечеров способствовало формированию у Дэвида более демократичного стиля в одежде. В светлых брюках и футболке, он бродил с бокалом по залу, задавал вопросы, улыбался гостям, которые видели его по телевизору. Красивая женщина с бритой головой призналась ему, что очень смеялась над тем, что его поразило во Франции. Две шумные постановщицы видеофильмов, с крашеными волосами и в рваных кожаных куртках, завоевавшие известность своими работами о современном упадке нравов, переходили от одной группы к другой с миникамерой. Бледная юристка размышляла о том, как бороться с дискриминацией женщин. Ее собеседники мужчины соглашались с ней.
За ужином Дэвида посадили справа от облаченной в черное дамы искусствоведа. Он стал расспрашивать ее о последних тенденциях в современном творчестве, но та оторопело смотрела на него. Затем, ни слова не сказав, отвернулась. Сидевшая слева толстая двадцатипятилетняя, скорее симпатичная, девица в мужской куртке привлекала всеобщее внимание из-за скандала, вызванного ее романом «Хочу оргазма». С тех пор как один слабоумный депутат, не пользовавшийся особым влиянием, заявил в одной из провинциальных газет, что следует запретить такую похабщину, в прессе началась неистовая кампания против цензуры. Жанна Ж. считала себя символом художественной свободы, находящейся под угрозой. Она утверждала:
— Я работаю импульсивно. Когда я пишу, мне хочется выплеснуть тонны всего такого.
Подливая ей вина, Дэвид внимательно слушал, он дал себе слово как можно скорее прочесть этот роман. Жанна продолжала:
— Буржуи достали меня своим классовым искусством. Я хочу показать, что современная девчонка хочет спать с парнями, целоваться и бросать их. Я за сверхпровоцирующую литературу, затрагивающую темы секса, написанную классным языком…
Она развивала свою мысль, когда у входа в салон раздались выкрики. Сначала никто не придал этому значения, но шум усилился.
— Дайте мне пройти, хамы!
Все повернули головы в ту сторону, откуда донесся крик, и Дэвид узнал Офелию: в цилиндре и фраке, она напоминала ярмарочный персонаж, желающий прорваться в круг. Девушка пресс-атташе с рюкзаком за плечами пыталась задержать ее:
— Я же сказала вам по телефону, что вас не приглашали.
Привлекши к себе внимание всей аудитории, Офелия воспользовалась своим преимуществом и крикнула с пафосом:
— Дамы, приятного аппетита!
Ничего не понимавшие гости переглянулись. Офелия с пафосом продолжала:
— Приветствую вас, дамы! Я чтица на вольных хлебах! Офелия Богема, друг поэтов и ваша, созидательницы, тоже. Прошу уделить мне минуту внимания. Я актриса, чтица, поэтесса и рассмотрю любые предложения.
Растерявшаяся пресс-атташе наблюдала за реакцией зала. Прервав тишину, кто-то выкрикнул из-за стола: