Дэвид не разделял этих консервативных идей, но понимал ностальгию Арно по утраченному миру. Ему только казалось немного странным, что в его друге сочетаются религиозный догматизм и гомосексуальные наклонности.
С первой же встречи Дэвид и Арно испытывали друг к другу взаимное влечение, ограничиваясь уклончивыми жестами. На третий день после обедни они направились в свои кельи в тот час, когда монахам уже запрещено разговаривать. Идя по гравиевым дорожкам парка, они слушали вечерний звон колоколов. Вдруг Арно схватил Дэвида за руку; проглотив слюну, он пылко спросил его, немного смущаясь:
— Дэвид, скажи мне… Ты гей?
Американец, ненавидевший это слово, сделал над собой усилие, чтобы ответить:
— Гей? Конечно же нет… Но мне кажется, что иногда во мне просыпается педик.
Застыв посреди аллеи, Арно воскликнул:
— Не оправдывайся, Дэвид, ведь быть геем — это замечательно! Это проявление свободы, когда ты можешь образовать пару с другим мужчиной. Поверь мне, я долго колебался. Передо мной стоял выбор — жить с другом или посвятить себя Богу.
У американца не было ни малейшего желания «образовывать пару» с кем бы то ни было. Но через несколько минут на лестнице Арно поцеловал его в губы, и Дэвиду это понравилось. Но когда они подошли к своим кельям, Арно нахмурился и холодно произнес:
— Нам лучше остановиться. Спокойной ночи. — И удалился.
Остыв, Дэвид открыл свою дверь с мыслью, что христианская вера очень сложная штука. Он почистил зубы, лег, прочел несколько страниц историческою трактата, который в конце концов выдал ему отец Мюзар, удивленный интересом молодого человека к археологии. Едва он погасил свет, как дверь скрипнула. В лунном свете появился огромный силуэт Арно в трусах с кармашками. Семинарист проскользнул к нему в постель и сказал:
— Прости, Дэвид, я тебя люблю.
Он лихорадочно обнял его и застонал. Скрипнула кровать, Дэвид не сопротивлялся. После сексуального акта они собирались тихо заснуть. Но Арно с криком тут же вскочил с кровати:
— Как глупо, что мы это сделали!
Ища помощи, он рухнул на колени перед висевшим на стене распятием. Он начал бормотать «Отче наш» и «Дева Мария, тебе кланяюсь». После чего, ни слова не говоря, вышел.
Сексуальность никогда не занимала большого места в жизни Дэвида, хотя, нарциссически неосознанно, его больше привлекали мальчики его возраста. Арно ему нравился, но они уже столкнулись с тем, что желание и чувство вины взаимоуничтожают друг друга. На следующее утро они молча завтракали в трапезной. Во время обедни Арно молился с удесятеренным рвением. После причастия он, сияя от радости, обернулся к Дэвиду, будто желая сообщить ему, что Бог им покровительствовал в этой пытке.
Обед под сводами трапезной обычно проходил в тишине. По периметру зала сидели монахи, а в центре, за большим столом, их гости. Стоя на кафедре, священник монотонно читал тексты. Вначале шло послание апостола Павла. Мемуары Черчилля сопровождали основное блюдо, и монахи ждали эти главы, как другие ждут дневной телефильм. Дэвид внимательно слушал, хотя его раздражали настойчивые взгляды молодых послушников, сидевших за столом напротив. Они, краснея, смотрели на него, а затем прыскали со смеху, делая греховные и непристойные жесты.
Несколько раз за ночь ему казалось, что по саду бесшумно снуют какие-то тени. Прижавшись к нему на узкой скрипучей кровати, Арно объяснял:
— Ну, конечно, это ребята, они тоже хотят!
Но после оргазма он тут же падал на колени у распятия и просил отпущения грехов. Дэвида это раздражало. Он попробовал отреагировать:
— Арно, если тебе стыдно, то мне лучше вернуться в Париж.
Терзаясь еще больше, Арно просил двойного прощения у Дэвида и у Бога, пока американец пытался заснуть.
На четвертый день около восьми часов утра Арно как сумасшедший влетел к нему в комнату со словами:
— Дэвид, я всю ночь думал. Ты прав: надо превозмочь этот стыд! Я хочу жить с тобой. Я оставляю семинарию. Господь защит нас: мы поедем венчаться в Голландию.
Спавший американец приоткрыл один глаз и ошеломленно посмотрел на своего товарища. В сознании Арно гомосексуальные влечения и религия были неотделимы. Казалось, вся его жизнь была посвящена одной цели: гармоничной интеграции геев в лоно Церкви. Зевавший Дэвид его плохо понимал, но семинарист был без ума от своего кудрявого мечтателя:
— Собирай вещи, мы уезжаем!