— Ты когда-нибудь разговаривала с твоей матерью о нашем браке?
— Твоей матерью… Разве нельзя сказать просто «матерью» или «Лизой», как говорят другие мужья? Ты так подчеркиваешь, что она была моей матерью, словно… словно…
— Разве твоя… разве мать не говорила, что не любит, когда я ее так называю?
— Нет, она вообще никогда не говорила, что не любит чего-нибудь из того, что ты делаешь.
— Помнишь, что происходило одиннадцать лет назад? Ты сдавала тогда экзамены на аттестат зрелости, и летом…
— Можешь не рассказывать мне, что я тогда делала, сама знаю. Тем летом мать повезла меня на неделю в Венецию, чтобы отметить сдачу экзаменов. А в чем дело?
— Она говорила что-нибудь обо мне во время той поездки? О нашем браке? Или, может, о другом мужчине?
— Нет, не говорила. А тебе должно быть стыдно задавать о ней такие вопросы. Стыдно. — Она вышла из гостиной, тут же вернулась с двумя полотенцами. — Возьми. Можешь идти в ванную. Разбужу в семь, завтрак в половине восьмого. Спокойной ночи.
Он хотел обнять ее, но она шагнула назад, махнула ему рукой и быстро вышла из гостиной. Или, может, не махнула, а отмахнулась?
В ванную он не пошел. Ему стало страшно, появилось ощущение, будто для того, чтобы пройти по коридору, нужно больше мужества, чем сейчас у него имелось. Вдруг ошибется дверью, окажется в комнате дочери или ее мужа? Или в детской? Или выйдет на лестницу, а дверь в квартиру захлопнется? Придется звонить, выслушивать укоры, извиняться. К сыну он решил не ездить. Решил не навещать и лучшую подругу Лизы, которую собирался расспросить о Рольфе.
Утром он уехал, дом к этому времени опустел, дочь с мужем ушли на работу, дети отправились в школу. Он попрощался с ними запиской.
Поезд шел четыре часа. Город, в который он прибыл, был ему незнаком, но он отыскал нужную улицу и дом возле парка, в соседнем отеле снял номер. Развесив в шкафу одежду, отправился на прогулку. Улочка, на которой находился отель, пересекала проспект с широкими тротуарами и упиралась в небольшую площадь. Там нашлась скамейка, с которой можно было наблюдать за домом, где жил Другой. Собственно, это была поделенная на квартиры вилла в духе «Югендстиля», задняя сторона которой, как и у других соседних домов, выходила к ручью и парку.
Отправляясь в следующие дни на прогулку, он доходил до скамейки, которая всегда пустовала. Теплая погода располагала к тому, чтобы посидеть на этой скамейке, но до парка было рукой подать, там тоже стояли скамейки, и на них отдохнуть было приятней. Он задерживался ровно настолько, чтобы прочитать газету, вставал не раньше и не позже, после чего шел мимо дома, где жил Другой, пересекал ручей, уходил в парк. Каждый раз прогулка по одному и тому же маршруту совершалась немного позднее. Он строил планы. Как выследить Другого, как разведать его склонности и привычки, завоевать его доверие, нащупать слабое место. А уж тогда — он еще не придумал, как поступит тогда. Каким-нибудь образом он устранит Другого из своей жизни и из жизни Лизы.
Во вторник следующей недели около полудня он как раз сидел на скамейке, когда Другой вышел из дома. Костюм с жилетом, галстук, и в тон ему платок из нагрудного кармана. Пижон! Он выглядел сейчас более крупным, чем на фотографиях, был импозантен, шагал упруго. Дойдя до площади, он повернул на улочку, миновал перекресток, двинулся по проспекту. Через пару сотен метров он сел за столик уличного кафе с террасой. Не дожидаясь заказа, кельнер принес ему кофе, два круассана и шахматы. Достав из кармана книжку, Другой расставил фигуры и начал разыгрывать партию.
Когда Другой пришел сюда же на следующий день, он уже сидел за столиком с шахматной доской, на которой стояла партия Кереса против Эйве.
— Индийская? — Задержавшись у столика, Другой взглянул на доску.
— Да. — Белая ладья взяла черную пешку.
— Черным надо жертвовать ферзя.
— Керес тоже так решил. — Он взял белую ладью черным ферзем, который в свою очередь был взят белым. Поднялся с места: — Разрешите представиться — Риманн.
— Файль. — Они обменялись рукопожатием.
— Не хотите ли присесть?
Они выпили по чашке кофе с круассанами, после чего стоявшая партия была доиграна до конца. Потом они сыграли партию друг с другом.
— Бог мой, уже три часа. Мне пора. — Другой поспешно откланялся. — Увидимся завтра?
— С удовольствием. Я задержусь в городе на некоторое время.
Они договорились встретиться завтра, затем состоялся уговор встретиться на следующий день, позднее уговариваться уже не потребовалось. Они просто встречались к позднему завтраку, в половине первого, и играли в шахматы, после чего беседовали. Иногда прогуливались по парку.