Очень уж Сеньке страшно показалось – шуметь. А как начнёт Ёшка этот сажать пулями через потолок?
Килька шепчет:
– Кто его знает… Ладно, поглядим.
Те, на полянке, докурили, папиросы побросали.
Первым Князь заговорил.
– Почему не с валетом пришёл?
– У Ёшки хворь зубная, всю щеку разнесло. Да и на кой мне валет? Я тебя, Князь, не боюсь. Это ты меня пужаешься, Очка прихватил. А я вот с Манькой. Хватит с тебя и бабы.
Манька зареготала густым басом – смешно ей показалось.
Князь и Очко переглянулись. Сенька видел, как Очко пальцами по тросточке забарабанил. Может, догадались, что дело нечисто?
Нет, не догадались.
– С бабой так с бабой, дело твоё. – Князь подбоченился. – Тебе только бабами и верховодить. Стану тузом, дозволю тебе мамзельками на Хитровке заправлять, так и быть. В самый раз по тебе промысел будет.
Обидеть хотел, однако Упырь не вскинулся, только заулыбался, захрустел длинными пальцами:
– Ты, Князь, конечно, налётчик видный, на росте, но молодой ещё. Куда тебе в тузы? Своей колодой обзавёлся безгоду неделя. Да и рисковый больно. Вон вся псарня тебя ищет, а у меня тишь да гладь. Отступись добром.
Слова вроде мирные, а голос глумной – видно, что нарочно придуривается, хочет, чтоб Князь первым сорвался.
Князь ему:
– Я орлом летаю, а ты шакалишь, падаль жрёшь! Хорош балаку гонять! Нам двоим на Москве тесно! Или под меня ложись, или… – И пальцем себе по горлу – чирк.
Упырь облизнул губы, голову набок склонил и неторопливо так, даже ласково:
– Что “или”, Князёк? Или под тебя ложиться, или смерть? А ежели она, Смерть твоя, уже сама под меня легла? Девка она ладная, рассыпчатая. Мягко на ней, пружинисто, как на утячей перине…
Манька снова заржала, а Князь весь багровый стал – понял, о ком речь. Добился-таки своего хитрый Упырь, взбеленил врага.
Князь голову набычил, по-волчьи зарычал – и на оскорбителя.
Но у тех двоих, видно, меж собой уговор был. Упырь влево скакнул, баба вправо – и как свистнет в два пальца.
Внизу зашуршало сено, грохнула дверь, и из сарая вылетел Ёшка, пока что один. В руке держал дрыну – чёрную, с длинным дулом.
– А ну стоять! – орёт. – Сюда смотреть! Вы меня, ёшкин корень, знаете, я промаху не даю.
Князь на месте застыл.
– Ах, ты, Упырь, так? – говорит. – По-беспардонному?
– Так, Князюшка, так. Я же умный, умным законы не писаны. А ну-ка лягайте оба наземь. Лягайте, не то Ёшка вас стрелит.
Князь зубы оскалил – вроде смешно ему.
– Не умный ты, Упырь, а дурак. Куда ты против Обчества? Кердец тебе теперь. Мне и делать ничего не надо, всё за меня “деды” сделают. Ляжем, Очко, отдохнём. Упырь сам себя приговорил.
И улёгся на спину. Ногу на ногу закинул, папироску достал.
Очко посмотрел на него, носком штиблета по земле поводил – знать, костюма жалко стало – и тоже на бок лёг, голову подпёр. Тросточку положил рядом.
– Ну, дальше что? – спрашивает. И Ёшке. – Стреляй, мой маленький зуав. Знаешь, что наши традиционалисты с беспардонщиками делают? За эту шалость тебя под землёй отыщут, и обратно под землю загонят.
Чудной какой-то стык выходил. Двое лежат, улыбаются, трое стоят, смотрят на них.
Килька шепнул:
– Не насмелятся палить. За это живьём в землю, такой закон.
Тут Упырева маруха снова свистнула. Из сарая выскочили остальные двое и как прыгнут сверху на лежащих: Дубина тушей своей на Князя навалился, Клюв Очка рожей вниз развернул и руки заломил, ловко.
– Ну вот, Князёк, – засмеялся Упырь. – Сейчас тебе Дубина кулачиной мозгу вышибет. А Клюв валету твоему ребра продавит. И никто про пушку знать не узнает. Так-то. Обчеству скажем, что мы вас поломали. Не сдюжили вы против Упыря и евоной бабы. А ну, братва, круши их!
– А-а-а! – раздалось вдруг возле самого Сенькино-го уха.
Килька пихнулся локтем, на коленки привстал и с воплем сиганул прямо Ёшке на плечи. Удержать не удержался, наземь слетел, и Ёшка его смаху рукояткой в висок припечатал, но и этой малой минутки, когда Дубина с Клювом на шум морды поворотили, было довольно, чтоб Князь и Очко врагов скинули и на ноги повскакивали.
– Я шмаляю, Упырь! – крикнул Ёшка. – Не вышло по-твоему! После пули повыковыриваем! Авось сойдёт!
И тут Сенька сам себя удивил. Завизжал ещё громче Килькиного – и Ёшке на спину. Повис насмерть, да зубами вгрызся в ухо – во рту засолонело.
Ёшка вертится, хочет пацана скинуть, а никак. Сенька мычит, зубами ухо рвёт.
Долго, конечно, не продержался бы, но здесь Очко с земли трость подхватил, тряхнул ею, и деревяшка в сторону отлетела, а в руке у валета блеснуло длинное, стальное.
Скакнул Очко к Ёшке, одну ногу согнул, другую вытянул, как пружина распрямился и сам весь сделался длинный, будто вытянувшаяся змеюка. Достал Ёшку своей железякой прямо в сердце, и тот сразу руками махать перестал, повалился, подмяв Сеньку. Тот выбрался из-под упавшего, стал глядеть, чего дальше будет.