Глава 13
Верити разговаривала со стенами. Поскольку эту привычку она позаимствовала у героини фильма «Ширли Валентайн»,[24] который посмотрела на видео, то не считала ее признаком безумия. В первые несколько недель после того, как дала отставку Марку, она бродила по дому, вслух разговаривая сама с собой и пугаясь этого: она хорошо помнила, что во времена ее детства подобное поведение считалось признаком невменяемости. Ширли Валентайн освободила ее от этого страха. Равно как и сделанное ею недавно открытие, что многие другие интимные и якобы порочные поступки, о которых Верити прежде и подумать стеснялась, не то что совершить, на самом деле являются абсолютно нормальными для ее пола. Поэтому разговоры со стенами казались ей теперь совершенно естественным делом. Особые отношения возникли у нее и с некоторыми предметами домашнего обихода.
Сегодня был четверг. Все утро Верити честно трудилась над очередным сочинением. История тетушки Маргарет о бисексуале, любовнике Джоан, в творческом плане оказалась весьма продуктивной: Верити почти закончила ее переложение для мини-сериала в трех частях. Но впереди пугающей бесконечностью простирался день. В это время суток каждый раз, когда она садилась почитать или ложилась вздремнуть, ее сердце неизменно начинало тяжело бухать, потому что она вспоминала предательство Марка, слова любви, которые говорил ей ее ныне изгнанный любовник, и кое-какие волшебные моменты, которые они пережили вместе и которые так больно перебирать в памяти. Она, по обыкновению, заварила чай, но тут же забыла о нем, налила себе сильно разбавленного джина и, обращаясь к выкрашенной итальянской охрой кухонной стене, спросила:
– Ну, Стенка, что прикажешь мне делать с остатком моей гребаной жизни?
Стена не ответила.
– И нет ей ответа, – обреченно-безутешно подытожила Верити, словно извиняясь перед терракотовой краской: в конце концов, та никогда и не обещала разговаривать с хозяйкой дома. По крайней мере – в отличие от друзей, в которых Верити так нуждалась и которые ее покинули, – стена была здесь, с ней, и она не изменит. Верити понимала, что до чертиков обрыдла трем-четырем своим замужним приятельницам, у которых было о чем подумать, кроме ее невзгод, и у которых росли дети, коих не было у нее, – дети, несмотря на свой нежный возраст и кажущееся простодушие, судя по всему, требовали чертовой прорвы забот и времени, так что их матерям было совершенно некогда сидеть здесь, у нее на кухне, и выслушивать ее жалобы.
Она сделала глоток. Напиток оказался разведенным настолько, что вкуса почти не ощущалось. Пришлось добавить еще джина.
– Знаешь, Стенка, – сказала она, – хорошо хоть у тетушки Маргарет есть свободное время. Во всяком случае, она не погрязла в жизненной трясине и не обязана торить дорогу для будущих поколений. А вот я торчу здесь, безуспешно пытаясь выкарабкаться из глубокой ямы. Весь вопрос в том, чего тебе не хватает, когда живешь с таким трахалыциком, как Марк, и что тебя радует, когда ты от него избавляешься. Ничего, вместе с Маргарет мы как-нибудь это переживем!
Стена, как ей кажется, отозвалась на ее тираду слабым мерцанием.
Верити задумчиво сделала очередной глоток.
– А может, не заводить больше никаких связей? Вообще никаких. Вот тетушке Эм это же как-то удается. Она даже Роджера прогнала – правда, встречи с ним и связью-то назвать трудно…. – Верити хихикнула, прикрывая рот рукой, и лукаво подмигнула стене. – Не с такими ушами… – Еще глоток. Беседа, хоть и односторонняя, успокаивала. – Его уши-кувшины похожи на маленькие церковные колокола; с такими ушами можно примириться, только если фамилия их владельца Ротшильд. Ты согласна?
Если стена и была согласна, то предпочла держать свое согласие при себе.
Постукивая краем стакана по зубам, Верити свободной рукой поворошила сушеные травы, развешенные над плитой. Это занятие вызвало у нее безмолвный приступ слез, слезы капали в стакан.
– Эх, Стена, – пожаловалась она наконец, – какой смысл сушить эти чертовы травы, – и оторвала острый листик розмарина, – если некого кормить жареным ягненком? – Растерев в пальцах сухую пряность, Верити высыпала труху на пол и отщипнула кусочек базилика. – Или пастой. – Базилик отправился вслед за розмарином. Слезы ручьем лились в стакан, попадая в рот. Верити подошла к стене, прислонилась к ней щекой. Если закрыть глаза и хорошенько сосредоточиться, можно представить себе, что эта плоская, покрытая эмульсионной краской поверхность – его щека, ответно льнущая к ней. Но почему-то ей представилось не лицо Марка, а уши Роджера, и это вызвало смешок. – Он был задницей! И Марк был задницей! Все они – задницы, все как один. Женщины куда лучше, – бормотала она, обращаясь к кусочку Италии у себя под щекой. – Правда, Стенка? Так говорят французы, а уж они-то знают. Ты ведь тоже женского рода. – Она расхохоталась. – Уши Роджера. Милая тетушка Эм. А ведь последнюю неделю мы с ней, в сущности, почти не виделись…
Верити осушила стакан и решительно поставила его в посудомоечную машину – хватит, она и так достаточно отрешилась от реальности, общаясь с неодушевленными предметами. Погрозила стакану пальцем и приказала:
– Стой там. Ты мне больше не нужен, чтобы пережить этот жизненный срыв. Для чего, в конце концов, существуют друзья?
Усевшись на высокий викторианский стул перед баром, сняла трубку висящего на стене телефона и набрала номер тетушки Маргарет. Гудок… Почти моментально в трубке прозвучал женский голос, такой бархатистый, будто его предварительно долго вымачивали в жирных сливках.
– Алло, – послышался голос. – Маргарет Перси слушает.
Пауза. Совершенно очевидно, что Маргарет Перси ждала ответа позвонившего, а позвонившая никак не могла соотнести имя с абсолютно незнакомым голосом.
– Алло, – снова прозвучал сливочный бархат. – Алло.
– Гм-м… – произнесла наконец Верити. – Тетушка Эм? Алло!
Когда голос подруги вновь обрел свое обычное звучание, Верити вздохнула с облегчением – значит, ей просто показалось.
– Верити? Как ты там?
– Скверно, – ответила Верити. – Можешь прийти ко мне?
С другого конца провода донесся тихий вздох.
– Я немного занята. – Голос Маргарет уже не вызывал ни малейших сомнений. – Может, завтра?
– Чем ты можешь быть занята? – рассердилась Верити. – Ты же сейчас ничего не делаешь!
От бархатных сливок не осталось и следа – лишь холодность порции, а то и двух, фруктового мороженого на палочке. Даже итальянская терракота взирала на Верити осуждающе. Верити поняла, что не следовало высказываться столь бездушно и провокационно, это чревато ссорой. А все из-за проклятого джина и этой Стенки, подумала она, пытаясь сообразить, как лучше продемонстрировать искреннее раскаяние.
– Если я не хожу на работу, это не значит, что я сиднем сижу дома все дни напролет. – Праведный гнев, звенящий в голосе тетушки Маргарет, подразумевал, что Верити-то как раз только этим и занимается.
– Я просто хотела сказать, что ты сейчас восхитительно свободна.
Тетушка Маргарет издала неопределенное «м-м-м», все еще больше похожее на мороженое, однако уже начинающее таять.
– А вечером сможешь прийти?
– Нет. Вечером я занята.
Верити ждала подробностей, что было бы естественным продолжением разговора. Но подробностей не последовало, и она была вынуждена спросить:
– Идешь куда-то?
Голос собеседницы снова стал ледяным.
– Просто ухожу. Выпить.
– С кем? – Верити оживилась, в надежде, что сможет присоединиться, если это кто-то из общих знакомых.
– Это что? Третий уровень контроля? – вопросом на вопрос ответила Маргарет.
Озадаченная Верити смешалась:
– Я только спросила. Ну, может, после зайдешь?
– Нет.
– Почему – нет? – раздраженно вскинулась Верити.
– Потому что у меня другие планы.
– И какие же?
– Пойти выпить еще в одно место.
– Ну, ты даешь! – удивилась Верити. – Ты пьешь больше, чем я, а ведь в отличие от меня у тебя нет оправдания в виде разбитого сердца.
24
«Ширли Валентайн» (1989) – известный англо-американский фильм по пьесе Уилли Расселла. Героиня фильма (в исполнении актрисы Полин Коллинз) – домохозяйка средних лет, уставшая от однообразия своей тусклой жизни, – бродила по дому, разговаривая сама с собой.