рывком Егор усадил её на стол своего начальника и прижал к себе, предусмотрительно удерживая её руки за спиной. - Ты совсем свихнулся? - зашипела девушка. Внутри всё кипело. Он совсем близко, такой разгоряченный, такой наглый и настойчивый. Сколько ночей он снился ей, заставляя просыпаться в разочаровании и чувстве легкого возбуждения? Сколько мучительно долгих дней и месяцев она в тайне мечтала, чтобы он, как и раньше по-хозяйски обнял ей. - Да, лисичка. Я свихнулся. Я съехал с катушек. У меня сорвало башню. Черт возьми, да можешь назвать как угодно, суть от этого не изменится. Я спать спокойно не могу. Я смотреть на тебя не могу спокойно, чтобы не вспомнить, как всё это было, - он шептал это, едва касаясь горячими губами её виска. Одному богу известно, скольких усилий стоило удержаться. Мужчина чувствовал её дрожь, её желание, но нарочно дразнил. - Я ни за что не поверю, что у тебя иначе. Ты под любым предлогом бегаешь на рем.зону. Ты флиртуешь с мужиками, чтобы я бесился и ревновал. И я, черт возьми, ревную! У меня челюсть сводит от одной только мысли, что кто-то другой может... Егор скрипнул зубами, припоминая, как один молодой водила хвалился по-пьяни о том, как развлекался с ней. Он, конечно, сочинял, чтобы, что называется, понтануться перед мужиками. Егор тогда ему нос сломал, вроде. - Мы расстались, - в голосе девушки не было и доли прежней холодности и уверенности. Она словно говорила это себе, нежели Егору. Словно пыталась внушить себе это. Он сделал то, чего желал весь этот невыносимо долгий год. Прижав Полину к себе, он приник к приоткрытым заманчиво мягким губам. Девушка почувствовала его руки на талии и затылке. Она пыталась было извернуться, но всё было тщетно. Сильные руки, словно оковы, прижали её к крепкому телу. Губы сами приоткрылись, впуская настырный горячий язык. Поцелуй получался голодным и диким. В нем не было ни капли нежности или мягкости, лишь животная страсть и голод, что сметали остатки самоконтроля и затыкали голос разума. Воздуха не хватало, перед глазами у обоих плыло и кружилось, а пол, кажется, начал уходить из-под ног. - Нам не нужно. Надо остановиться, - простонала Полина, а её ноги против воли обнимали бедра мужчины. В ответ он лишь что-то неразборчиво пробубнил, скидывая форменную куртку и мастерку. Губы покрыли влажными поцелуями тонкую шею, а пальцы распустили высокий хвост и вплелись в золото густых волос. Он зарылся в них лицом и шумно втянул носом их головокружительный запах. Руки Полины сами тянулись к широким плечам мужчины и жадно гладили их, стискивая мышцы и почти впиваясь в кожу. Это было невыразимо приятно ощущать крепкое тело мужчины, властное, жаждущее, соблазняющее, поднимающие из глубин самые порочные желания. Егор не собирался держать себя в руках. Он одним рывком стянул с неё осточертевший вязаный балахон и сорвал лифчик, застежка на котором жалобно хрустнула. Щеки Полины вспыхнули, стоило ей остаться в джинсах. Егор невольно улыбнулся, ощущая прилив нежности. Новая волна испепеляющего желания накрыла его, когда он прошелся языком по молочно-белой коже груди и услышал тихий умоляющий стон девушки. Нетерпеливо стянув с себя футболку, он припал губами к коричневым горошинам сосков, терзая их пальцами, щекоча языком и прикусывая зубами. От чего девушка стонала ещё больше и инстинктивно прижимала его голову к мягкой, но упругой груди. Он оставлял засосы и следы зубов на бледной коже, а она дрожала и терлась об него, ещё больше распаляя желание. Ногти впивались в смуглую кожу, пока ещё не сильно, и Егор не возражал. Ему хотелось этого. Чтобы в полной мере ощутить её рядом с собой, ему было мало просто касаться шелка веснушчатой бледной кожи, мало просто целовать её. Хотелось стискивать в объятиях, доводить до изнеможения жадными поцелуями, больше похожими на укусы. Он жаждал, чтобы она вонзала ноготки в кожу, чтобы она настолько забылась в кольце его рук. Жена потом определенно что-то скажет, но сейчас ему было наплевать. Для обоих словно не стало ни комнаты, ни людей, которые могли бы зайти в любой момент, ни былой размолвки и обещания забыть друг о друге. Были только он и она. Словно изголодавшиеся, измученные долгой жаждой они набрасывались друг на друга, сгорая в этом пламени и рассыпаясь в пепел. Губы уже опухли и горели, но вновь продолжали соединяться в головокружительных поцелуях. Они утоляли жажду и опустошали одновременно. Руки Полины сами потянулись к поясу мужчины и аккуратно попытались расстегнуть ремень. - Моя голодная лисичка, - тихий хриплый полусмех-полушепот Егора отвлек её от борьбы с упрямой пряжкой. - Ты его выломаешь сейчас. Девушка лишь с укором посмотрела на него. Егор всегда заставлял её краснеть, но только не в этот раз. Ремень ослаб напоследок, печально щелкнув пряжкой. Это стало своего рода толчком для Егора, он окатил девушку плотоядным взглядом и одним движением расстегнул её джинсы. В такие моменты он всегда был несколько груб и возможно слишком настойчив, но именно этого девушке не хватало всё это время. Парнишка, которым она пыталась заполнить пустоту, был очень нежен и даже слишком, а Полина хотела, чтоб основной доминантой был мужчина. Сильный, взрослый, который бы не спрашивал разрешения, а просто задавал нужное направление. Егор стащил с неё джинсы вместе с бельем, терпение уже просто закончилось. Желание обладать заполонило сознание и выветрило остатки осторожности. В последний момент Полина прикусила губу, чтобы подавить слишком громкий стон. Мужчина буквально ворвался в отвыкшее от этого тело и продолжал резко и глубоко двигаться, причиняя одновременно боль и поднимая пока едва ощущаемую дрожь внизу живота. Егор тихо зашипел, когда её ногти вонзились в покрытую испариной спину. Сейчас это доставляло странное наслаждение. Острые ногти на спине, на плечах и вдоль рук и влажная теснота тела - это кружило голову и вырывало тихое рычание из груди мужчины. Тело Полины выгнулось, а стон был вовремя заглушен губами мужчины. От низа живота по телу разошлось обжигающее тепло, заполняя каждую его клеточку, прошивая словно током. Она безвольно расслабилась в крепких руках Егора. Они уже оделись, сыто улыбаясь, и сидели на диване. Оба утомленные, но удовлетворенные и счастливые. Сейчас он накинет куртку и уйдет домой. Там его ждут жена и дочка. Он знает это, как и Полина. Девушка грустно улыбнулась. Она никогда не требовала, чтоб он ушел из семьи, хоть и хотела быть с ним. Их отношения и чувства с самого начала были обречены либо на логическое завершение, либо на тайное и болезненное существование. Сейчас он накинет куртку и уйдет домой. Он будет добросовестно исполнять обязанности главы семьи, и будет ждать следующего момента, когда снова будет обнимать свою маленькую рыженькую лисичку.