Как бы больно это ни было.
26
Джейк
Когда я с трудом открыл глаза, из кухни пробивался тусклый свет. Они были горячими и опухшими из-за недавнего нервного срыва. Когда я приподнялся, в голове у меня запульсировало, и мне казалось, что я выпил целую бутылку виски, а не просто вышел из себя.
Проведя рукой по лицу, я сел, прежде чем заметил, что уже почти девять. Я огляделся, но понял, что Джексона нет. Должно быть, перед уходом он накрыл меня одеялом. Я сбросил его и уперся локтями в колени, обхватив голову руками. Мои чувства были смешаны с болью, от которой у меня сводило живот, и волнением, усиливавшим эту боль. Я хотел возненавидеть бабочек, похающих у меня в животе, когда я вспоминал, как кожа Джексона горела под моей собственной. Я хотел пожалеть о том, как он целовал меня, о том, как он держал меня, когда я сломался. Хотел. Но я этого не сделал.
Я потянул себя за волосы и тихо усмехнулся над тем затруднитёльным положением, в котором оказался. Я был таким потерянным, злым, взволнованным, полным ненависти к себе, надежды, страха и всех чёртовых эмоций, какие только есть на свете, что мне казалось, я вот-вот взорвусь, произведу взрыв, после которого ничего не останется. В тот момент я даже хотел, чтобы это случилось, чтобы мне не пришлось признавать свои ошибки.
Но мне было нужно это сделать. Мне нужно было осознать свои решения и встретиться с Кариной лицом к лицу. Мне нужно было осознать ту яму, в которую я сам себя загонял всё глубже и глубже. Мне нужно было поговорить с ней, и как бы сильно моё тело ни хотело восстать против этого, моя кожа натягивалась, я чувствовал себя почти невыносимо и так, словно она больше не подходила мне, мне нужно было отпустить её.
Я не мог тащить Карину за собой, и пока я не смогу держать себя в руках, не смогу и её удержать. От одной мысли об этом у меня внутри всё сжалось. Мне хотелось кричать и бить себя за то, как сильно я всё испоганил.
Больше всего меня задело не то, что я изменил своей невесте, а то, что я предал своего друга. Карина всегда была моим другом. Даже когда мы были детьми, нам удавалось смеяться друг над другом. Как только мы начали работать вместе, всё это закончилось. Мы провели так много времени вместе, сблизились. Она дала мне связь, которой мне не хватало со времён Джексона, и напомнила мне, каково это — радоваться встрече с кем-то. Я вспомнил то время в отеле, когда мы напились и смеялись до трёх часов ночи. Вспомнил, как она строила мне рожи, стоя сзади во время презентаций, проверяя, смогу ли я продолжать. Вспомнил, как она смеялась надо мной, когда я врезался в стеклянную дверь на работе.
Вспомнил, как она обнимала меня, когда я плакал после похорон моего отца. Вспомнил, как впервые сказала мне, что любит меня, поцеловала, приняла меня. Каждое воспоминание давило на меня, как удар в грудь, лишая меня последнего глотка кислорода. И это причиняло боль, словно ножи вонзались всё глубже, потому что я знал… Знал, что мне нужно встретиться с ней лицом к лицу, и всё будет кончено. Я не знал, как обстоят дела с Джексоном, но я должен был проявить к ней уважение и сначала поговорить с ней.
Когда я вышел из душа, на телефоне меня ждало сообщение, и я так разнервничался, что слова расплывались перед глазами.
Карина: Нам нужно поговорить.
Карина: Приходи позже, если сможешь. Я не буду спать.
Я спустился по лестнице в ее квартиру, используя каждую свободную секунду, чтобы попытаться подготовиться. Но ничто не могло подготовить меня к тому, чтобы признать свои ошибки. У меня не было достаточно времени, чтобы быть готовым принять последствия.
Сделав глубокий вдох, насколько позволяли мои лёгкие, я постучал в дверь и подождал. Медленно выдохнул, когда услышал щелчок замка. Она приоткрыла дверь, выглядя смиренной и побеждённой, прежде чем распахнуть её полностью и отступить назад, уставившись себе под ноги. Мне хотелось схватить её за подбородок и заставить посмотреть на меня, но я не имел права прикасаться к ней, не имел права ничего требовать от неё.
— Привет, — сказал я, как только дверь закрылась.
— Привет. — Она указала на диван. — Хочешь присесть?
Сидя рядом с ней, я наблюдал, как Карина ковыряется в ногтях, избегая встречаться со мной взглядом. Как мы здесь оказались? Разве мы не были счастливы в пятницу вечером перед открытием? Разве мы все не должны были вернуться сюда и отпраздновать? И всё же, два дня спустя, мы все в отчаянии и растерянности, отдаляемся друг от друга. Как будто занавес отдёрнули, чтобы показать то, от чего мы все прятались. Всё произошло внезапно, как вспышка. Бум. И всё было выставлено на всеобщее обозрение, чтобы никто не мог это проигнорировать.
Я желал сказать, что хотел бы вернуться и всё изменить, но это бы лишь выиграло нам немного времени. Результат всегда был бы один и тот же. То, что мы скрывали это от самих себя, не означало, что этого не происходило.
— Нам нужно закончить с Джексоном, — она заговорила первой, и её слова были тихими и неубедительными. Как будто она читала сценарий, в который сама не верила. — Я хотела этого, потому что хотела снова зажечь между нами искру, когда почувствовала, что мы отдаляемся друг от друга. Когда я ощутила, что мы скорее друзья, чем те, кто скоро станет мужем и женой. Я хотела напомнить нам, что между нами была страсть. Я хотела этого, потому что мы все склонны к сексуальным приключениям, и мне нужна была эта связь с тобой. — Она всё ещё смотрела на свои пальцы, теперь её голос был полон сдерживаемых эмоций. — Но мы зашли слишком далеко.
Слишком далеко.
Слишком далеко — это ещё мягко сказано.
— Карина… — я протянул руку, чтобы накрыть её ладонь своей, но она отдернула её. Она вскинула голову и уставилась на меня, а её покрасневшие глаза и сжатые губы разрывали меня изнутри.
— Как долго ты испытываешь к нему чувства? И я не имею в виду в плане секса. — Сценарий был выброшен в окно. Она была полна огня, боли и гнева.
— Карина, пожалуйста…
— Просто скажи мне! — закричала она срывающимся голосом, заставив нас обоих подпрыгнуть.
Мои глаза горели, и я изо всех сил старался сдержаться. Она заслуживала моей честности. А не моих чувств. Я прикусил нижнюю губу, пытаясь подобрать слова, пытаясь собраться с духом, чтобы произнести их.
— Я… я не думаю, что понимал свои чувства к Джексону, потому что они были к мужчине. Я превратил их в дружбу. Я игнорировал их глубину, боялся их и прятал за маской простых приятелей. А потом случилась та ночь в колледже, и с меня как будто сорвали маску, и я был вынужден посмотреть на это. И это напугало меня до смерти, и я убежал. Потом, когда мы все остались одни, я надел новую маску, сказав, что это для тебя. Будто это не я принимал решение быть с мужчиной, это было ради тебя. Это было легко сделать, потому что я не ходил по улице, разглядывая других мужчин. Очевидно, я не был геем. — При этих словах мои щёки вспыхнули. — Думаю, что влечение было всегда, смешиваясь с дружбой, которая у нас уже была. Я просто прикрыл это ложью.