Николь вдруг ясно представила себе небольшой домик со скудной мебелью и весьма скромными пожитками. В общем, все, что она ненавидела с давних пор. А как же ее мастерская, без которой невозможно плодотворно работать? И где будет сочинять свою музыку он?
– Понимаешь, Пол, всем нашим хозяйством всегда занимался Эдвард. Мне даже не известно, сколько у меня денег и какой частью собственности я располагаю. Я и стиркой-то не занималась, можешь себе представить? Кроме того, я совершенно не умею готовить и убирать в доме…
– Это говорит о том, что Эдвард всегда держал тебя за ребенка, а я пытаюсь относиться к тебе как к взрослой женщине. – Он внезапно остановился и повернул ее голову к себе. – Не волнуйся, я научил тебя любви – научу и всему остальному. Научу тебя готовить, стирать, и вместе мы преодолеем все трудности.
Николь отпрянула назад, ощутив на" губах горьковатый привкус стекающих по щекам слез.
– Я не могу просто так уйти от Эдварда после восемнадцати лет совместной жизни. Ведь он по-прежнему меня любит.
– А ты его? – ехидно заметил Пол. – За последние несколько дней ты продемонстрировала такую неизбывную и совершенно невостребованную страсть, что у меня возникают серьезные сомнения на этот счет.
Николь лишь горестно вздохнула.
– Здесь – Венеция, а там – реальная жизнь со всеми ее сложностями и проблемами. Наступит время – и ты не сможешь противиться обаянию юных и красивых женщин с нежной кожей и упругим телом.
– Матерь Божья! – взбеленился Пол. – Ну что тебе еще надо? Гарантии? Да если хочешь знать, я и сейчас уже имею немалый опыт по этой части. Через некоторое время ты сама можешь отвернуться от меня и предпочесть богатого, знаменитого и обласканного всеми Эдварда. Кто знает, как повернется наша жизнь? Кроме того, я вполне допускаю, что могу не состояться в качестве удачливого композитора…
– Ну, в этом нет никаких сомнений, – запротестовала Николь. – И вот тогда-то ты станешь избегать моего общества и стесняться показывать меня своим друзьям. «Нет, – будешь объяснять им ты, – это не мама, это ее лучшая подруга». А когда моя голова поседеет…
– Я тоже выкрашу свои волосы под седину, отращу огромную бороду и куплю себе трость…
– А когда ты рассердишься на меня, – продолжала как ни в чем не бывало Николь, – то станешь обзывать старой каргой…
– А ты меня – сопливым юнцом…
– А я даже не смогу соврать насчет своего возраста, так как он указан во всех справочниках…
– Зато я смогу врать сколько угодно насчет своего. Все мои друзья в оркестре, кстати сказать, абсолютно уверены, что я нашел себе изумительную красотку, и никому из них в голову не приходит, что мы с тобой не ровесники.
– Да брось ты, Пол! – отмахнулась от него Николь. – К сожалению, я не выгляжу на двадцать два.
– Я тоже, – парировал тот. – Знаешь, в барах мне отпускали спиртные напитки, когда мне еще не было и пятнадцати.
– Кроме того, у меня жуткий и несносный характер.
– Ничего страшного, дорогая, я тоже не ангел.
– Однажды утром ты проснешься, посмотришь на меня и не поверишь, что когда-то любил эту старуху.
Пол обхватил ее сзади, крепко прижал руки к бокам и прошептал прямо в ухо:
– О нет, любовь – это метка на всю оставшуюся жизнь. Она неподвластна времени, ее след в душе неистребим. – Нежный поцелуй в шею должен был окончательно убедить Николь в его правоте.
На следующее утро они стали молча упаковывать вещи, стараясь не смотреть друг на друга. Прямо как преступники перед отправкой в тюрьму! Катер быстро доставил их в местный аэропорт, откуда они вылетели в Милан, чтобы очередным рейсом отправиться в Нью-Йорк. Удача окончательно им изменила: билеты оказались в разных салонах. Пришлось довольствоваться лишь воспоминаниями о чудесном времени в Венеции. Николь сидела в салоне первого класса и грустно потягивала кампари с содовой, а Пол в этой время коротал время в экономическом классе, ни на минуту не расставаясь с крепким пивом. Единственное, что их немного утешало, так это то, что они как бы привыкали к длительной разлуке на родине.
В Нью-Йорке они вышли в разное время, порознь получили свои вещи в багажном отделении и только в зале ожидания встретились вновь, чтобы вскоре расстаться на неопределенный период. У обоих на глазах блестели слезы.
– Я люблю тебя, Пол, – все-таки не выдержала Николь и понуро опустила голову.
Через несколько минут они уже мчались на такси в город.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Эдвард обнял жену, но та быстро отвернулась, чтобы избежать поцелуя в губы. Он почувствовал в ней какое-то странное напряжение и отпрянул, изучающе посмотрев на нее.
– Что случилось?
Николь часами репетировала эту ситуацию, но все слова куда-то разом подевались, в душе осталась лишь глухая боль.
– Нам надо поговорить, – с трудом выдавила она. – Не знаю, с чего начать и вообще как тебе сказать…
Эдвард посмотрел на ее бледное лицо, широко открытые глаза, в которых уже блестели слезы, и подумал, что жена заболела.
– Слушай, дорогая, что бы там ни было, я готов тебя выслушать. Не терзай меня догадками.
Николь опустила голову и закрыла лицо руками.
– Эдвард, я очень виновата. Прости меня!
– За что? Ради всего святого, скажи, что стряслось!
Она не смела поднять на него глаз.
– Я… я нахожусь здесь уже два дня и все это время провела в студии с… с Полом Лурье.
Эдвард качнулся, как будто его ударили по лицу.
– Это невозможно! Невероятно! Не могу поверить!
По скорбному выражению лица жены он понял, что она сказала правду. Не долго думая Эдвард подошел к бару, откупорил бутылку с джином, наполнил два стакана, добавил льда и плеснул немного вермута.
Николь взяла свой стакан и залпом осушила его.
– За здравый ум и светлую память, – шутливо приподнял он стакан и так же быстро его осушил. – А теперь, дорогая, успокойся и расскажи толком, что с тобой произошло.