Николь долго не могла прийти в себя и тупо смотрела на тарелку.
– Я получила двести пятьдесят, – тихо произнесла она, с трудом сдерживая возмущение.
– Вот-вот, так я и думал. А теперь, моя дорогая, позвольте мне просветить вас относительно дилеров. Каждого из них вы должны рассматривать в качестве жулика, если он явится к вам без соответствующей рекомендации. Иначе вы всегда будете жертвой гнусного обмана. Они будут называть вам одну цену и продавать по другой, а разницу положат себе в карман.
Николь даже покраснела от обиды. Сколько труда и сил было вложено во все эти скульптуры, а теперь кто-то заработал на ней такую огромную сумму! Ей даже плохо стало от подобной несправедливости.
– Но пока все поправимо, – продолжал он. – Я могу вернуть вам ваши деньги.
– Нет, благодарю, – решительно отказалась она. – С какой вдруг стати?
– Прежде всего ради удовольствия, – сказал он и улыбнулся, – но не только, разумеется. Просто я вижу, что у вас огромный творческий потенциал и вы на редкость преданы своему делу.
Николь зарделась от смешанного чувства гордости и страха. Конечно, ей было приятно слышать такие слова, но перед ней сидел коллекционер, а значит, в какой-то степени ее враг.
– Если честно, то это вы, коллекционеры, идете на сговор с владельцами галерей и обманываете бедных художников…
– Сейчас у меня перед глазами встают великолепные холмы Рима, прекрасные виллы Флоренции, а вы напоминаете мне вулкан на горе Этна.
– Простите, – смутилась Николь, а потом рассмеялась, живо представив себе нарисованную им картину.
– Я хочу помочь вам добиться успеха, к которому вы так стремитесь, – сказал он, вмиг посерьезнев. – А для этого нужно прежде всего вернуть ваши деньги.
– Очень благодарна вам за помощь, но пусть останется все как есть. Это трудно объяснить, но… понимаете, я не могу, занимаясь любимым искусством, еще и выколачивать честно заработанные деньги.
Эдвард Харрингтон наклонился через стол и уставился на нее внезапно сузившимися и похолодевшими глазами.
– Деньги – это огромная сила, которая заставляет мир вертеться. На них можно купить необходимые для нормальной жизни вещи, можно купить время и даже этот скромный обед.
Николь вскочила с места и гневно сверкнула глазами.
– Я верну вам долг, как только получу очередную зарплату!
Эдвард даже не предпринял попытки удержать собеседницу. У двери Николь остановилась и стала нервно рыться в сумочке, чтобы заплатить четверть доллара за свое пальто.
И все же после нескольких дней напряженных размышлений по поводу этого гнусного обмана она пришла к выводу, что за свои права надо бороться. Черт бы их всех побрал, с какой это стати она должна дарить кому-то свои деньги?! Повинуясь порыву, Николь отправилась в галерею и попыталась выяснить там обстоятельства продажи своих произведений.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – невозмутимо ответила ей жена владельца галереи, выслушав эту душещипательную историю. – Мы продали ваши вещи по той цене, о которой договорились ранее.
Когда Николь, рьяно доказывая свою правоту, сослалась на Харрингтона и пригрозила пригласить его для дальнейшего разбирательства, на пороге галереи появился Берт.
– Ну хорошо, хорошо, – произнес он ровным тоном. – Мы действительно пошли на такую сделку.
Николь гневно посмотрела на него и даже растерялась поначалу от такой наглости.
– Но почему? Почему? Это такое же воровство, как если бы вы ограбили банк. А я так доверяла вам!
Тот молча пожал плечами и порылся в кармане.
– Вот вам пятьдесят долларов. Это все, что у меня сегодня есть. Приходите через неделю и получите оставшуюся сумму. Договорились?
– Ладно, – с трудом выдавила Николь и поспешила прочь. Столь откровенная наглость вызвала у нее такое отвращение, что она тут же впала в глубокую депрессию, не прекращавшуюся вплоть до указанного ими срока. Вновь явившись в галерею па следующей неделе, Николь с удивлением обнаружила, что внутри пусто, а на двери висит огромный замок.
– О'Кейси? – без тени удивления переспросил ее владелец расположенного по соседству магазина. – Они уехали еще на прошлой неделе. Куда? Кажется, в Калифорнию. Они должны вам деньги? – Он громко рассмеялся и сочувственно похлопал ее по плечу. – Забудьте про них. Они должны всей округе и именно поэтому смылись отсюда.
Немного поразмыслив, Николь решила рассказать эту неприятную историю Эдварду Харрингтону. Он не стал ни в чем упрекать ее, выразил сочувствие и даже предложил некоторую сумму в качестве временной компенсации за досадную потерю, от чего она, естественно, отказалась. А несколько недель спустя она снова увидела его в своем ресторане. Он подозвал ее и выложил на стол двести долларов.
– Берите, это ваши деньги. Я выследил О'Кейси в Сан-Франциско, а потом попросил своих людей выбить из них причитающуюся вам сумму. Кстати, они и там весьма успешно занимаются своим грязным бизнесом.
С тех пор она стала с большим уважением относиться к этому добродушному и отзывчивому человеку и уже не противилась, когда он приглашал ее на ужин. Конечно, она прекрасно понимала, что его интерес к ней вряд ли можно назвать чисто платоническим, однако он не предпринимал никаких попыток затащить ее в постель.
А еще через пару месяцев он преподнес ей самый настоящий сюрприз. Однажды вечером он сообщил, что недавно открывшаяся на Десятой улице галерея живописи Маршалла Фэйбера готова устроить ее персональную выставку.
– Не может быть! – удивленно воскликнула Николь. – Меня же никто не знает!
– Фэйберу понравились твои работы, и к тому же он хочет воспользоваться случаем и заявить о себе. Давно уже стало традицией, что новая галерея зарабатывает себе добрую репутацию, открывая никому еще не известные таланты, к числу которых, несомненно, принадлежишь и ты.
Николь чуть было не подпрыгнула от радости. Выставка прошла успешно, Эдвард обеспечил ей надлежащую рекламу, потратил на нее много денег, и через шесть месяцев она дала согласие стать его женой.