Как только он удостоверился, что спутница достаточно оправилась от пережитого шока, Смайлз оставил ее, чтобы переодеться самому. Но если бы он вместо этого еще раз взглянул на нее, дотронулся… Дорис испытала буквально потрясение от ощущения, пронзившего тело, особенно сейчас, когда мысли и чувства путались от новой волны яростного гнева.
Полчаса спустя, сидя рядом с Невилом в «лендровере», катившемся обратно на ферму, Дорис продолжала дуться и на себя, и на Смайлза. Почему она так запаниковала, дав ему возможность… сделать что? Заставить ее еще острее почувствовать то влияние, которое он на нее оказывал?
— Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно. Только позвольте обойтись без всяких благодарностей за вашу помощь, — сухо ответила Дорис и тут же, не сдержав переполнявшей ее злости, добавила яростно: — Один бог знает, что вы пытались доказать, но…
— Я ничего не пытался доказывать, — кратко оборвал ее Невил.
Дорис ясно видела гнев в его глазах, слышала тот же гнев в голосе, но вместо удовольствия, оттого что сломила профессиональную сдержанность Смайлза, она вдруг почувствовала, что в горле застрял комок.
— Никогда не встречал человека, так упрямо державшегося за свои заблуждения, как вы, Дорис. Чего вы так боитесь?
— Знаете, если вам не удается изменить мой строй мыслей или убеждения, то это совсем не означает, что я боюсь. Все не так, — упрямо ответила Дорис, в глубине души понимая, что на самом деле не до конца откровенна. Она не могла долго выдержать взгляд Невила, а он упорно не отводил глаз.
Отвернувшись, Дорис почувствовала, как краска начинает заливать ей лицо.
— А что вы, кстати, ожидали? — агрессивно продолжала она, стараясь прикрыть свою уязвимость. — Что та короткая лекция на середине озера заставит меня кинуться в ваши объятия и заявить о своем несокрушимом доверии к вам?
Еще не договорив, Дорис поняла, как далеко зашла. Она целиком выдала себя этой глупой тирадой. Ситуация теперь приобрела более личный оттенок, который Невил как профессионал не мог истолковать неправильно, невзирая на звучавшее в ее голосе презрение.
— Такого театрального жеста я действительно не ожидал, — услышала она твердый ответ. — Все, что я от вас хотел, Дорис, — это простое открытое желание выслушать меня без предубеждения, но с таким же успехом я мог бы попросить у вас луну, правда? — с горечью заключил он и с такой силой нажал на тормоза на крутом повороте, что Дорис отбросило к водителю. От запаха его кожи, чистой и немного душистой, все внутри всколыхнулось, и ей пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы не выдать себя.
Как могла она оказаться такой чувственно отзывчивой по отношению к нему? Этот вопрос терзал ее остаток дня, и тайное, молчаливое беспокойство заставило Невила, наблюдавшего за ней, нахмуриться.
Купание в озере не планировалось, но теоретически, раз первоначальный шок прошел, Дорис хватило физических и моральных сил быстро преодолеть его последствия. К тому же ее подкрепляла злость на Смайлза.
Но вопреки его ожиданиям, вместо того чтобы обрушиться на него, она как-то странно притихла и замкнулась в себе.
— Дорис, вы уверены, что хорошо себя чувствуете?
— А что? — усмехнулась она. — Боитесь, что я могу умереть от воспаления легких или еще чего-нибудь?
Быстрый словесный удар успокоил его, в глазах блеснуло веселье, когда Невил ласково произнес:
— Я знаю, как решительно вы настроены дискредитировать мою работу, но почему-то сомневаюсь, что вы захотите зайти так далеко…
— Не рассчитывайте на это, — по-детски бурно отреагировала Дорис. — Иногда стоит идти до конца.
— Что это? Что случилось?
Дорис насторожилась, когда Невил внезапно прервал на середине свои объяснения по поводу теорий и методов обучения и обескуражил ее этим вопросом.
Они сидели в кабинете — теплой гостеприимной комнате, декорированной насыщенным терракотовым и мягкими зелеными оттенками, вдоль стен тянулись полки, заставленные множеством книг, удивительно разнообразных по тематике, в камине весело пылал огонь, и все в этой комнате располагало расслабиться. Но только не сейчас, когда Невил, закончив подбрасывать дрова в огонь, вернулся, продолжая объяснения, не на свое место, а остановился рядом с Дорис, сидевшей за письменным столом и изучавшей бумаги, которые он дал.
Теперь он склонился над нею, опершись рукой на спинку ее стула, а другую положив на стол всего в нескольких дюймах от ее руки. Дорис почувствовала, как разгорается в теле жар, а вместе с ним поднимается паника, заставляющая сердце бешено колотиться, а кровь стучать в ушах.