— Это был рассчитанный риск, — тихо ответил Смайлз, так тихо, что Дорис пришлось напрячь весь свой слух, чтобы разобрать его слова.
— Ерунда, — перебил его спасатель. — Только две вещи могут заставить человека пуститься на подобный риск. Первая: если он любитель острых ощущений, человек, который любит прикидываться героем. Но второй тип людей… Они никогда не совершали подобных глупостей, они знают, какой это риск, но идут на него из-за любви. — Мужчина замолчал, бросив задумчивый взгляд на Невила, а Дорис почувствовала, как горячие, но целительные слезы катятся у нее из глаз.
Невил любил ее, и она не нуждалась в том, чтобы кто-то ей об этом сообщил. Неважно, что случится с ними в будущем, неважно, что Невил просто по щедрости своей натуры простит ее сомнения, — какая-то часть ее существа никогда не позволит ей простить себя, какая-то часть ее будет всегда сожалеть о том, что ей не хватило храбрости поверить ему.
Дорис неохотно открыла глаза. Сердце испуганно колотилось, пока она не осознала, наконец, что находится не в горах, а в кровати на ферме.
Несмотря на все ее протесты, на заверения, что чувствует себя прекрасно, в больнице настояли на тщательном обследовании. Слава богу, никаких внутренних повреждений обнаружено не было, и ее отпустили, предоставив заботам Невила и предписав полный покой.
В молочном напитке, которым напоил ее Смайлз, было нечто более эффективное, чем простое какао, хмуро подумала Дорис, ощущая свое непослушное тело.
Невил…
Дверь спальни отворилась, и он вошел, словно она в самом деле произнесла его имя. Настороженность исчезла с его лица, когда он увидел, что Дорис проснулась.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, приближаясь к постели.
— Так, словно сражалась с медведем не на жизнь, а на смерть, — шутливо ответила Дорис.
— Попробуй заменить медведя десятью тоннами глины, — мрачно предложил Невил.
Он настоял на своем присутствии в палате, когда с Дорис сняли защитную одежду.
— Это всего лишь царапины, — заверила медсестра, увидев его лицо. — Они выглядят опасными, но на самом деле скоро заживут.
Царапины или нет, но было в этом теле, покрытом синяками и кровоподтеками, нечто, вызывающее неодолимое желание бережно обнять Дорис, забрать себе ее боль точно так же, как он взял на себя всю вину за случившееся.
«Доверься мне… Обещай мне», — просил он ее, но теперь, покидая палату, он знал, что ее безопасность была скорее в руках судьбы и природы, чем в его собственных. Кто знал, насколько прочным окажется тот глинистый выступ? И все же у него не было выбора — он должен был оставить ее там и броситься за помощью.
— Который час? — буднично спросила Дорис.
— Почти половина седьмого.
— Половина седьмого? — Дорис села в постели и поморщилась, как только синяки напомнили о себе. — Значит, я спала почти сутки.
— Вообще-то восемнадцать часов, — уточнил Невил, не добавляя, что все это время не сомкнул глаз, опасаясь, что Дорис вдруг понадобится его помощь.
— Ну, все-таки на девять часов больше обычного, — ответила девушка. — Я встаю. Я хочу есть, — капризно добавила она, увидев, что Невил собирается протестовать. — Ведь я не обедала ни вчера, ни позавчера.
Они молча посмотрели друг на друга. Взгляд, которым они обменялись, говорил больше, чем слова.
— Я не хочу оставаться здесь одна, Невил, — сказала Дорис. — Я хочу быть с тобой. Мы чуть не потеряли друг друга. И не только из-за моего падения.
— Не надо, — попросил Смайлз, накрывая ее руку своей ладонью, слегка дрожавшей, как заметила Дорис. — Я никогда не прошу себе случившегося.
— Ты должен, — сказала Дорис. — В этом есть и моя вина. Она гораздо больше. Если бы только я доверилась тебе! Я никогда не буду в тебе сомневаться, Невил. Никогда, обещаю.
Она немного наклонилась к нему, взгляд упал с глаз на губы.
— О боже! Дорис…
Невил поцеловал ее с такой осторожностью, будто она была из хрупкого китайского фарфора.
Лишь только он отпустил ее, Дорис жадно посмотрела на его губы. Как убедить Невила, что, несмотря на синяки и царапины, ты так страстно его желаешь, что с готовностью добавишь к ним новые ради удовольствия оказаться в его объятиях, испытать любовь той силы и страсти, какую он обещал?
Не очень-то легко, подумала Дорис, когда Невил отошел от кровати.
— Одевайся. Мне надо сделать пару звонков.
Затворив дверь спальни, Невил тихо отругал себя. Ничего удивительного, что Дорис смотрела на него с болью и замешательством одновременно. Но если бы он помедлил возле нее хотя бы мгновение, никакие синяки, никакие царапины — ничто не удержало бы его. Он оказался бы в ее постели, чтобы безоглядно любить ее. Ведь теперь исчезли все проблемы и барьеры между ними. Не было ли это причиной одной из обычных жалоб женщин на мужчин: мужчины часто настаивают на выражении эмоций через секс? Но подобная потребность коренится глубоко в мужской натуре и инстинктах.