— Спасибо за совет, — произнесла Дина спокойно, — ты права. — Она взяла карандаш и подвела глаза чуть ярче. — Между прочим, вам тоже не мешало бы за собой следить. А то в своих халатиках затертых да с немытыми волосами так и просидите, пока за первого, кто глаз на вас кинет, замуж не выскочите.
Вера оживилась:
— А ты у нас такая, что за первого, конечно, не пойдешь!
— Полюблю — пойду, — сказала Дина, надевая плащ и повязывая на шею газовую косынку. — Только пока не пойму, что это любовь, ноги не раздвину.
Римма неожиданно для всех сказала:
— А Кокон у тебя не спросит, сам раздвинет.
Дина повернулась к Римме:
— А вот шиш кто со мной против моей воли что сделает! — Но, взяв себя в руки, добавила спокойно: — Девочки, давайте не будем ссориться! Я никому ничего плохого не делаю сейчас, дорогу никому не перехожу, ничего ни у кого не отнимаю... И зла не желаю никому.
С этими словами она вышла за дверь. Вера, по привычке не оставлять ни за кем последнего слова, пробубнила:
— Правильная вся такая, аж противно...
А Валя задумчиво протянула:
— Ну... Точно, правильная... И живет правильно. И получается у нее все правильно. Может, так и надо?..
Римма снова горько усмехнулась:
— Правильная! Посмотрим, как ее Кокон подправит...
Первое свидание
Дина пристроилась в парадном соседнего с кинотеатром дома, у окна, на площадке между первым и вторым этажом. Это был безотчетный порыв. Она шла от трамвайной остановки и глянула на свои маленькие золотые часики, которые подарили ей тетя Ира с дядей Сашей, когда она, Дина, поступила в институт. На часиках было без двадцати пяти семь, то есть до назначенного времени оставалось десять минут. Дина не хотела стоять и ждать, когда подойдет Константин Константинович, — неизвестно ведь, на месте он или еще нет. Вот она и зашла в попавшийся на ее пути подъезд большого довоенного дома, с просторным и гулким парадным и широкой лестницей, обрамленной чугунной литой решеткой.
На подоконнике лежала оставленная кем-то сегодняшняя газета. По всему было видно, что недавно ее использовали в качестве скатерти: высохшие розовые круги и капли вина, крошки и обрывки фольги от плавленых сырков. И все это прямо на «Речи Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Л.И. Брежнева на XVI съезде ВЛКСМ 26 мая 1970 года». В следующем учебном году придется брать эту газету в читалке и писать какой-нибудь реферат по материалам съезда...
Дина стояла и смотрела на вечерний город, на людей, идущих по улице, на светофор, весело и быстро сменявший один за другим свои яркие цвета, — и, казалось, ни о чем не думала. То есть она не думала о чем-то определенном: мысли просто появлялись ниоткуда и исчезали в накатывавших из глубины ее существа волнах не поддающегося описанию чувства... Назвать это чувство как-то определенно было трудно.
Нечто похожее Дина испытала, когда увидела свою фамилию в списках зачисленных в институт.
Конечно, она была счастлива. Ведь позади остались и напряженная подготовка с бессонными ночами, и бесконечные переживания. Что попадется в билете? — гадаешь перед экзаменом. А после него не находишь себе места: что поставила комиссия и хватит ли на проходной балл?..
Но к удовлетворению и подъему диссонансом примешивались и растерянность перед новой, совершенно самостоятельной жизнью в чужом большом городе — ведь теперь не будет рядом мамы, которая вовремя разбудит, приготовит поесть, проследит за уроками и одеждой; и сомнение в правильности выбора будущей профессии — ведь то, что знала о ней Дина, было лишь обложкой книги, вовсе не говорящей о ее содержании или говорящей лишь поверхностно; и понимание, что сделан очень важный шаг, для отмены которого, в случае чего, потребуется не меньше усилий, а может, даже больше.
Радость, сомнение, смятение...
Вот и сейчас... Конечно, многие девчонки — как и тогда, кстати, после окончания вступительных экзаменов — отдали бы что угодно, лишь бы оказаться на ее месте. Но то ли это, что нужно Дине? И что потом?..
Радость, сомнение, смятение...
Да, ей нравился Константин Константинович.
И не только как незаурядный преподаватель: с его занятий, будь то лекции или семинары, даже не самые усердные студенты уходили с неохотой.
И далеко не только своей яркой внешностью — хотя при всей ее яркости было что-то неуловимое и в образе, и в манерах, подобное патине на поверхности полированного серебра, что придавало этому внешнему блеску налет благородства.
И не только чувство юмора Константина Константиновича нравилось Дине: если уж он рассказывал анекдот или шутил, это было умно и тонко, ни разу он не позволил себе скользкой двусмысленности, какие позволяли другие преподаватели в расчете на популярность у студентов и звание своего парня.
И не только его эрудированность, которую он не выпячивал, а применял исключительно по назначению: для расширения кругозора своих подопечных.
Константин Константинович нравился Дине. Но ей бы в голову не пришло мечтать о нем как о близком друге. А тем более — как о... как о мужчине.
Но почему же тогда она здесь?.. Ее пригласили в кино. Ее пригласили на свидание — впервые в жизни. Не кто-нибудь... не студент-однокашник и даже не старшекурсник...
А может, он пошутил? Пригласил и наблюдает откуда-нибудь из укромного места: придет эта дурочка или нет? Или решил развлечься: схожу для разнообразия с некрасивой в кино, от меня не убудет, а она пусть думает, что я влюбился...
«Как бы то ни было, я пришла», — подумала Дина, посмотрела в очередной раз на стрелки часиков и решительно вышла из парадного.
Дина увидела Константина Константиновича почти сразу. Он стоял в стороне от осаждавшей кассы и вход в кинотеатр толпы. Точнее, не стоял, а прохаживался, поглядывая по сторонам. Можно даже сказать — нервно поглядывая. Или — нетерпеливо.
Дину он заметил, когда она была шагах в десяти, и сразу пошел навстречу. Константин Константинович так решительно двинулся в Динину сторону, что они едва не столкнулись. Дине пришлось остановиться, чтобы этого не произошло.
— Какова пунктуальность! — возбужденно воскликнул Константин Константинович, протягивая Дине руку. — А ведь вам следовало минут на пять-десять задержаться.
Дина тоже подала руку, которую он пожал порывисто, но крепко.
— Вы считаете?.. Зачем? — спросила она, с неприкрытым удивлением глядя на Константина Константиновича.
— Ну, — смущенно усмехнулся тот, — чтоб я понервничал хоть немного: придете или нет?