Тогда то, всё и началось. Мне словами тяжело объяснить , какие отношения складываются между врачом и сестрой во время операции. Полное взаимопонимание. Общение взглядом, приподнятой бровью, жестом. Мне приходилось иногда опережать его , и выполнять действия, которые он ещё не озвучил и я видела лучики у глаз над маской. Улыбнулся… Иногда с его уст срывался грубый мат, но я понимала его причины и не реагировала, не смущалась, а продолжала спокойно работать . А он после операции извинялся, чем действительно меня смущал. Так сложилось, что с опытными врачами на операциях работали не опытные мед.сёстры. И по стечению обстоятельств или по чьему то велению , не знаю, но почти все операции он проводил в паре со мной.
И отношение ко мне у него было не казённое «врач – сестра» или «начальник-подчинённый», а какое-то нежно требовательное, если можно так сказать…
Наташа замолчала, задумалась и, пытаясь утихомирить волнение от нахлынувших воспоминаний, встала, набрала воды в чайник, включила его и улыбнулась.
– Медленно, но верно приближается утро, пора переходить к кофе. Пока закипит, пойду, обход сделаю.
Вернувшись, наполнила мою чашку горячим чаем, а себе – кофе и продолжила рассказ.
– Он оказывал мне такие мимолётные, милые знаки внимания, что становилось тепло на душе – громадный апельсин на посту, во время моего дежурства мог появиться сам по себе или шоколадка Алёнка (название было зачёркнуто, а сверху написано «Наталка» ) .Мы со Станиславом могли часами разговаривать, обсуждая ход операции или новый фильм. Иногда спорили, т.к. разница в возрасте почти двадцать лет сказывалась на вкусах и суждениях. А иногда мнения совпадали полностью. И тогда мы чувствовали душевную близость. Но никогда, ни разу он не предпринял попытки перейти к близости физической, плотской. Хотя я , как мне казалось, не устояла бы … Я знала, что он был женат, что жена УЗИ диагност, сын готовится к поступлению в медицинский, что в семье всё хорошо. Конечно же, он берёг семью, что поднимало его в моих глазах ещё выше. Мою семью он тоже знал и, наверное, тоже ,берёг . Мы никогда не обсуждали эту тему. Но муж мой часто подшучивал , что главврач влюблён в меня , он ревнует и вызовет Станислава на дуэль. Но очевидно был во мне уверен, и всё оставалось только на уровне шутливых перебранок.
Такие отношения между нами продолжались пару лет или года три, не помню уже. Мы были единым целым во время операции и друзьями- приятелями вне операционной . Что не исключало и его требовательности по отношению ко мне, как и ко всем остальным. Он мог задать мне нагоняй, если я была виновата в чём-то по работе.
Один Бог знает, сколько бы это продолжалось и чем бы закончилось. Но жизнь дама непредсказуемая, с сюрпризами.
Однажды, я подменяла заболевшую мед.сестру и работала в ночной смене в выходной день. Поздно вечером, часов в 11, я увидела в больничном дворе авто главврача, а он сам сидел в беседке, которую называли курилкой. Что-то в этом было ни так, и я спустилась к нему. Мой любимый доктор едва сидел на лавке, настолько был пьян, и не понятно было, как он вообще смог доехать до больницы в таком состоянии. Я стояла , не зная, что сказать, как отреагировать. А он поднял на меня глаза, которые были абсолютно трезвыми и очень-очень грустными, и сказал.
– Наталочка…Моя любимая девочка… Прости меня за всё… За свинское состояние прости. Но я должен был тебя увидеть…последний раз. – Опустил голову, вздохнул, и попросил – Открой мне Нюркин кабинет, пожалуйста. И не таи зла на меня, любимая… – Взял мою руку, поднёс к губам и легонько поцеловал. Губы были горячими и сухими.
Нюркиным кабинетом мы называли бытовку техничек на первом этаже. Туда ночью можно было пойти вздремнуть, если дежурство спокойное было. Я открыла её и ушла к себе на второй этаж, на пост. Я не могу передать своё состояние. В голове была какая-то каша . Доктор пьёт? Нет, я не замечала раньше ни малейшего признака. Что-то случилось, что заставило его запить? Но что же это было? Что значит « увидеть в последний раз»? Доктор увольняется из хирургии? Я на автомате выполняла работу. А в свободные минуты ходила по отделению, как медведь шатун и пыталась успокоиться. Итогом моих сумбурных размышлений стала мысль, что в понедельник или во вторник я его увижу, и всё прояснится, всё станет на свои места. Я попрошу его не делать так больше. Это опасно. Это не хорошо. Я найду слова , чтобы он мне поверил… Едва рассвело, машины во дворе ни стало. Нюркин кабинет был пуст, и только, открытая на проветривание , фрамуга выдавала, что тут ночью кто-то был. Я закрыла её, закрыла кабинет. И ушла домой отсыпаться.