Паша подошёл, повернул стул и притянул её к себе. Ира, прижавшись к груди, обхватила руками его спину.
− Хочешь, я с твоим Игорем поговорю, чтобы не борзел?
− Не думаю, что это хорошая идея…
− Обещаю, пальцем не трону.
Она ненадолго задумалась, оторвалась от груди и заглянула в глаза.
− А ты правда можешь? − Паша кивнул. − Тогда я б была тебе очень благодарна.
Ира печально улыбнулась и позволила поцеловать себя в макушку:
− Зайдёшь сегодня вечером?
Паша припомнил, что намеревался посетить Катю и, наконец, поговорить с ней на чистоту обо всём, о чём он успел подумать за эти дни.
− Э-эм, прости, боюсь, не смогу.
− Ну, не сможешь, так не сможешь, тогда в другой раз…
Игорь явил собой человека хилого, но бесстрашного и упрямого. Сообщил, что знает, куда если что писать жалобу, а также пообещал, что если Ира не успокоится, то с судом не повременит. Паша, сжав руку в кулак, хотел врезать, но сдержался, обещал ведь любимой женщине. Ушёл. Подумал об этом на следующий день, решил, что не хватило опыта и хитрости, потому и направился в кабинет к непосредственному начальству. Как ни абсурдно звучало, а Карпов в деликатных вопросах чувствовал себя как рыба в воде.
− Чего хотел? – начальник оторвался от бумаг.
− Стас, тут это, ну… короче, не поможешь советом?
− Да?
− Как бы… ну, челу одному кое-что объяснить, но что б его не тронуть? Думал, злобное драконище целое, повоюем, а там… ослик тупой вообще какой-то, ничё не сечёт, треснешь, так развалится.
− М-м… кажись, понял, − Стас порылся в ящиках стола и извлёк оттуда пару вещей. – Держи, потом вернёшь.
− Э-эм… про наручники уловил, а это что? Ну, в смысле, как с этим…?
− Это-то?.. Плёночка. Курочку заворачивать. Смотри.
Карпов дернул за конец и задержал задумчивый взгляд на прозрачном материале.
− В большинстве случаев до дела и не доходит: достаточно убедительно объяснить, как эта штука работает, и клиент, опасаясь испытать все прелести на своей драгоценной шкуре, необычайно быстро обретает способность к пониманию сути вопроса. Тебе ж только это, так понимаю, нужно?
Паша призадумался и с восхищением оценил после столь ценный предмет.
− Хм… точно, оно самое. Спасибо.
− Обращайся.
*
Не муж, не жених, не ребёнок, но её надёжный тыл, думала Ирина с улыбкой, сидя на диване в квартире. Наблюдала, как Паша разливает в бокалы вино. Не так давно приходил Игорь. Невредимый, но несколько напряжённый. Извинился, что наговорил лишнего, осторожно спросил, нельзя ли забрать Сашу на каникулы, признался, что на него самого просто надавила мать и потребовала привезти и показать внука. Смягчившись, Ира пообещала подумать.
Паша не успел протянуть бокал – зазвонил его телефон и заставил измениться в лице.
− Ты что, сдурела?! – прокричал он в трубку. – Не смей! Да всё не так, как ты..! Твою мать!
Он подскочил с места, одновременно прикладывая к уху мобильный.
− Паш, что случилось? – обеспокоилась Ира.
Ему никто не отвечал, а его руки на глазах задрожали.
− Чёрт! Ненормальная, она ж реально себя хлопнет!
Он кинулся в коридор, Ира последовала за ним.
− Паш, да в чём дело? Кто себя хлопнет?
Паша схватил куртку и вылетел из квартиры. Не дождался лифта и бросился по лестнице вниз. Ира осталась в недоумении. Звонила ему после, но Паша не отвечал. Всю ночь мучило нехорошее предчувствие. Утром позвонила старший инспектор ПДН, сообщила, что Русакова загремела ночью в больницу. Ира поехала туда же. Узнала на месте и про положение Кати, и про чрезмерно принятые ночью таблетки, и про то, кто её сопровождал. Девушка находилась в реанимации.
Ире потребовалось время, чтобы всё осмыслить. Затем она направилась в коридор. Паша, согнувшись, сидел на лавке, закрыв лицо руками. Вероятно, здесь он и просидел всю ночь. Ира приблизилась и опустилась рядом.
− Не говорил, чтобы опять меня напрягать, да?
Последовало молчание.
− Она тебе угрожала, что покончит с собой и ребёнком, если бросишь?.. Паш?..
Он убрал руки от лица.
− Я… я тебе соврал, − ответил, словно не услышав. − Это всё… это моя вина.
Слова давались ему с трудом, голос подрагивал.
− Вчера… то есть позавчера, к ней… заходил, п-поговорить… Посидели вроде нормально, я сказал, что… ну, что ребёнок – это хорошо, б-буду… помогать, п-поддерживать там…
Он повернул голову и посмотрел в лицо, отчего Ире сделалось тяжко: в этом взгляде встретилось столько же отчаяния, как и тогда, когда он остановился у подъезда.
− …но не женюсь, н-е… не могу.
Ира не знала, что ответить. Когда-то Сергей перед ней самой поставил на стол коробочку с кольцом. Предложение она отклонила, а отношения нет. Паша отклонил невыносимую с нелюбимым человеком жизнь, но не ребёнка и не заботу о том. Ира не смогла его осудить за честность и любовь к ней.
− Да, такое вот я дерьмо… − горько проговорил он. − Всем по жизни со мной «везёт».
− Паш…
Она хотела положить ладошку на его плечо, но он смахнул.
− Не надо! Не говори, что так бывает, ни в чем не винишь и не..!
− Но я и не виню, ты…
− Я её кинул! Я тебя подвёл! Не говори, что э-т-о не так! Это… это всё моя вина! Мне за это отвечать!
− Паш, да ты не…
− Я кругом ур-р-род!!!
Он треснул кулаком по стене и устремился куда-то за угол. Вероятно, опять не хотел, чтобы она видела его слёз и жалела. Ира кисло смотрела вслед, не представляя скольких усилий ему стоило молчание, чтобы её не потерять. Вся эта история с Антошиным, с Карповым оставила в его душе слишком горестный и трудноизлечимый след. И всякий раз, видя страшный отблеск, Ире становилось больно, казалось, как-то нечестно и несправедливо, когда ломается сильный и близкий человек, а ничего не остается сделать.
− Что же ты наговариваешь на себя, глупый… – мягко произнесла она, − это же я тебя тогда оттолкнула, практически подарила ей, остальным… Второй такой ошибки я не допущу. Обещаю.
Ира посмотрела на дверь палаты и твердо решила, что Кате не заполучить Пашу, ни терроризируя внезапным ребенком, ни используя такие, выводящие из равновесия, отвратительные методы. Ни с тем противником эта наивная дурочка связалась.
========== Часть 23 ==========
Катя пришла в себя к закату. Паша не помнил точного времени. Никакой сидел с ней в палате, выслушивая, что никто его не звал, незачем было их с ребёнком вытаскивать с того света, а потом извинялся, говорил, что погорячился, обещал её не бросать. Держал за руку, целовал ладошку и как-то вышел из палаты.
Рома донимал в отделе, не заболел ли друг опять часом, а то выглядит как-то странно, бледно, отрешенно. Паша отмахнулся. За прошедшую ночь не сомкнул глаз, а за день ничего и не съел. Обессилев, опустился на диван в кабинете и, отвернувшись к спинке, ушёл от всего мира в тёмный мрачный сон.
Кто-то потряс за плечо.
− Ткачёв, блин! Алё, гараж! – снова потряс. − Ткачёв, ну ты же на дежурстве, ё-мое! Тебя ждут.
− А? Чё?
Паша, разомкнув веки, повернулся, отметил темноту за окном. Вероятно, стояла ночь.
− На вызов пора, разбой, что! – проговорил дежурный. – Ноги в руки и… Ух ты, а ты какой предусмотрительный, а.
Паша, зевая, приподнялся и протёр глаза, посмотрел в сторону, пытаясь понять, что там привлекло внимание Олега. В стороне, на столе, находился продолговатый прозрачный контейнер. В нём лежал бутерброд. Такой, как Паша любил: широкий, с колбасой, с сыром, с помидорами и зеленью. Желудок, проигнорировав погруженный в тяжёлые мысли разум, завёл горькую песню.
Олег завистливо облизнулся и быстро опомнился:
− Ткачёв, ну тебя люди ждут вообще-то!
− Да иду-иду! – пробурчал Паша.
Задержал на мгновение на контейнере кислый взгляд и после вышел из кабинета.
*
Ядовитый голосок несколько раз просыпался внутри, твердя: «Не рушь семью, у них будет ребёнок». Второй, властный, возражал: «Нечего там рушить, в этой семье он сопьётся или застрелится, эта дура доведёт». Первый не унимался: «Стерпится. Ты, признайся, для своей выгоды стараешься». Второй, наступив на мораль, грозно сказал, как отрезал: «Да, я его люблю, а он меня, и мы не в сказке, чтобы быть ″хорошенькими″». На том споры утихли.