— Безусловно.
— В таком случае — до свидания. До завтра. Нет, провожать меня не надо. — С подчеркнутой доброжелательностью Дуброски легонько потрепал ее по плечу и быстро вышел из комнаты.
Оливия вряд ли обратила внимание на снисходительно предложенную оливковую ветвь. Потрясение, которое она испытала в разговоре с Дуброски, напрочь выбило ее из колеи. Она осталась сидеть в кресле, бессмысленно глядя перед собой. Только когда вошла Дэнверс и сообщила, что звонил мистер Хардинг и просил прощения, что задержится на полчаса, Оливия вспомнила о другом госте. И лишь в этот момент полностью осознала, о чем же говорил Дуброски.
«Будьте честны перед собой и перед этим несчастным, который отнюдь не заслуживает от вас в качестве благодарности мук безответной любви!»
Этого не может быть! Дуброски все это просто выдумал! Конечно же Гиффорд совсем не влюблен в нее, так же как и она…
Оливия, безотчетно меряющая шагами комнату, вдруг остановилась как вкопанная. От новой мысли, внезапно пришедшей в голову, заколотилось сердце и перехватило дыхание. Если то, что сказал балетмейстер, правда — вся ее жизнь может пойти совершенно по-другому! Но это неправда. Этого не может быть!
«Если бы это могло быть правдой! — вспыхнула и тут же погасла мысль. — Ох, почему же этот ужасный маленький человечек решил сообщить мне обо всем? — Рассудок, который она изо всех сил старалась не потерять, подсказал ответ. — Потому что он ревнует к моим дружеским отношениям с Гиффордом, потому что уверен: вся моя жизнь должна быть подчинена его собственным планам, а в этих планах нет места человеческим эмоциям. Как женщина я для него не существую. Для него существует только мое искусство. Он убедил себя, что нашел балерину своей мечты, которую искал многие годы, и намерен сохранить ее при себе».
«Позже, если захотите, заведете себе любовников, но сейчас в вашей жизни не должно быть места для подобных отвлечений».
Какой страшный цинизм! Какая ненависть! А ведь совсем недавно она и сама бы согласилась с этим утверждением; она сама была уверена, что ее жизнь, полностью подчиненная одной цели, напрочь исключает возможность влюбиться, как простая девчонка. Она всегда хотела только одного — танцевать. И это все, что ей сейчас нужно… Все ли?
«Не будь такой дурой», — одернула себя Оливия. Предположим, своим поведением она действительно заставляет Гиффорда страдать. Сумеет ли она найти благовидный предлог отказаться от встреч с ним, сумеет ли хотя бы постепенно забыть, какое значение он уже имеет в ее жизни?
«Иван просто сошел с ума. Этому должен быть положен конец, — решительно произнесла про себя девушка. — Я не верю Дуброски. Мне просто все это показалось, потому что я переутомилась и истрепала все нервы».
Никогда в жизни она не чувствовала себя столь разбитой, столь неуверенной в себе, столь одинокой. В следующий момент в ней словно что-то сломалось, и Оливия бросилась ничком на диван, заливаясь слезами. Дуброски она уже просто ненавидела. Ненавидела потому, что он вознамерился лишить ее единственной опоры в жизни и добился своего. И как теперь, после всего, что наговорил этот человек, — не важно, сочинил он это или нет, — ей общаться с Гиффордом? В обрывках подобных, не оформленных толком мыслей Оливия выплакивала свою душу — душу, в которую она сама старалась не заглядывать, ибо боялась обнаружить, что же таится там на самом деле.
Звука открывшейся двери она не услышала. Гиффорд, сказавший Дэнверс, что о нем можно не докладывать, возник на пороге комнаты и в первый момент подумал, что в ней никого нет. Сдавленные звуки, донесшиеся с дивана, заставили его повернуть голову и увидеть распростертую на нем фигуру.
В следующее мгновение он уже оказался рядом и, забыв обо всем, подхватил Оливию на руки:
— Милая, что случилось? Не плачь, солнышко мое, дорогая моя! Кто посмел тебя обидеть?
Она судорожно прильнула к его груди и сквозь слезы взглянула ему в глаза. Словно ослепительная вспышка позволила ей увидеть то, что следовало увидеть давным-давно. Оливия поняла: пока она в его объятиях — ничто в этом внезапно изменившемся мире не имеет никакого значения.
Солоноватый привкус слез был в их первом долгом поцелуе; но как же естественно и жадно встретились их губы!
Глава 14
— Но я до сих пор не верю! Неужели правда, неужели это действительно правда, что ты меня любишь?
Теперь они сидели рядом на диване. Пять минут назад Оливия едва успела подбежать к окну и встать спиной к Дэнверс, которая принесла чай.