Пози изо всех сил старалась вникнуть в смысл его слов, и недоверие соперничало в ней с низменным, примитивным, страстным желанием.
— Ты… хочешь сказать…— она с трудом подбирала слова,— что намеренно хотел сделать меня беременной?
— Я занимался с тобой любовью,— поправил он,— но если бы ты забеременела, я был бы невероятно счастлив.
Голова ее пошла кругом.
— Но, ради всего святого, почему? — спросила она в замешательстве.
Рикардо долго и пристально смотрел на нее, прежде чем кивнул, будто пришел к важному решению.
— Мне стыдно за тебя, Пози. Ты хрупка и чиста, как кристалл, а я ошибочно обвинял тебя во всех смертных грехах.
Это вовсе не давало ответа на ее вопрос.
— Но я так и не поняла, почему ты хотел, чтобы я забеременела? — медленно сказала она.
Он бросил на нее странный взгляд.
— Не поняла? Действительно не поняла? Почему человек вдруг решает, что хочет засыпать и просыпаться рядом с одной женщиной? Почему он хочет, чтобы эта женщина, и только она, родила ему детей? Это называется любовью, Пози! — Голос его был нежным.—И что делает этот человек, когда любимая женщина дает понять, что не испытывает к нему ответных чувств? Я хотел тебя так сильно, что был готов привязать к себе самыми прочными узами—ребенком.
От изумления и недоверия Пози приоткрыла рот: очень соблазнительно было поверить в это. Но сказать можно многое, слова ни к чему не обязывают.
— Ты лжешь, Рикардо! Ты лжешь! Он покачал головой.
— Нет, это не ложь, Пози. Разве ты не видишь, что я люблю тебя? Иначе зачем я здесь? Я полюбил тебя, встретив в своем доме подростком, прекрасную, сияющую. И то, как ты склоняла голову, как опускала золотые глаза, увидев меня, воскрешало во мне все грешные желания, лишало сна. Но я не имел права принять твое чувство и боролся с ним всеми способами. Я отчаянно старался воспринимать тебя как школьную подругу сестры. Я чувствовал себя преступником, потому что чем больше видел тебя, тем больше влюблялся.
— Это все ложь, ложь! — Пози собрала все свои силы, чтобы подавить безумную надежду, воскрешенную его словами. — Ты же выгнал меня! Оскорбил, растоптал!
— И ты не догадываешься почему? — спросил Рикардо. — Ты была еще школьницей! Тебе было едва шестнадцать! Я был старше, опытнее, ты казалась почти ребенком, гостем в моем доме. Я отвечал за тебя морально и физически. Я не имел права злоупотреблять своим положением и силой. Я почти потерял контроль над собой той ночью, я…
— Обманывал себя сам? — спросила она.
— Да! В полусне, в полубреду желания я доказывал себе, что это не ты. Ведь у меня было много женщин… И дабы отделаться от уколов совести, убеждал себя, что ты аморальна и дурно влияла на мою сестру. Я подозревал, что Бьянка, с тех пор как умерла наша мать, вела себя в школе слишком свободно. Отец совершил ошибку, послав ее учиться в Швейцарию. Надо сказать, я тоже виноват, поскольку смотрел на это сквозь пальцы. Отец был занят своей молодой женой и заботился о Бьянке в основном материально.
Его лицо исказилось от неприятных воспоминаний.
— Мне было проще поверить, что поведение Бьянки продиктовано твоим влиянием. Веря в твою распущенность, я мог позволить себе заняться любовью с девушкой твоего возраста, но не стал. Ты была слишком юной, Пози, слишком.— Он сделал паузу, и темные прекрасные глаза блеснули, подобно черным агатам.— Но я был не в состоянии забыть тебя. И когда я читал о твоих многочисленных романах, то это только усиливало мое предвзятое мнение, что ты красивая, но, мягко говоря, легкомысленная женщина.
— Похожая на твою мачеху? — отрезала она, внезапно поняв, сколь пагубно было влияние этой женщины, рядом с которой он рос.
— Боюсь, что я ошибался, деля женщин на две категории.
— И, конечно, ты относил меня к худшей? Он кивнул.
— Именно так. Я начал строить планы вернуть тебя в свою жизнь, и в этот момент моя секретарша рассказала, что ты уехала на уикэнд с ее женихом.
— Значит, ты решил купить «Вавилон» до того, как увидел меня в Биаррице?
— Конечно,— улыбнулся он.— А ты как думала?
— Я думала иначе. Он покачал головой.
— Корпорация типа «Вавилона» не приобретается за один день. Подобные сделки планируются месяцами. При первой же нашей встрече я понял, что ничего не изменилось, что я все так же нахожусь под твоим обаянием. Я убеждал себя, что ты воплощение всего, что я ненавижу в женщине. Порой мне даже удавалось убедить себя, что я презираю тебя. Но только иногда. — Голос Рикардо сорвался, и он пристально взглянул на нее своими темными глазами.
— И ты инвестировал «Смит моторс».
— Потому что мне нужно было заставить тебя подписать контракт с «Вавилоном».
Он купил компанию и проинвестировал другую, и все ради нее. Он любит ее! Она задрожала от радости, и глаза ее счастливо засияли.
— Но одного я не могу понять,— продолжал он.— Если я был твоим первым и единственным мужчиной, тогда откуда вся эта газетная шумиха вокруг твоего имени?
Пози пожала плечами.
— Мне не хотелось тратить деньги и время на бессмысленные опровержения. К тому же, сами того не желая, эти публикации подогревали интерес к моей персоне, создавая неплохую рекламу.
— Мне следовало догадаться. Ты всегда была слишком горда для неразборчивых связей. Одно за другим мои предубеждения растаяли как дым, и теперь я понимаю, насколько сильно и глубоко люблю тебя, Патриция.
— Но почему,— вспылила она, — ты просто не сказал мне это? Вместо всех этих дурацких предложений стать твоей любовницей?
Он вздохнул.
— Причина гордости — убеждение, что резкая перемена покажется тебе неправдоподобной. И потом, я не был уверен, что ты простишь меня, не знал твоих чувств ко мне и потому считал благоразумным постепенное сближение. Но дистанция между нами все увеличивалась.
— Мне ненавистна была сама мысль быть твоей любовницей. Это казалось оскорбительным.
— Тогда почему ты не поговорила со мной?
— Тоже гордость. Я надеялась, что ты сам поймешь,— сказала она, сердито глядя исподлобья.—Тебе не приходило в голову подумать, почему я отдала тебе свою невинность?
— Это сводило меня с ума. Я беспрестанно анализировал, пока ты не уехала, и когда наконец понял, что ты отдала мне себя именно потому, что любила…
Голос Рикардо замер, в глазах застыл вопрос. Она протянула руку и нежно коснулась его щеки.
— Я хочу родить от тебя ребенка,—тихо сказала она,— больше всего на свете.
— Пози?
— Да, — улыбнулась она. — Да, я люблю тебя. Я всегда любила тебя, Рикардо…
Она не закончила, потому что внезапно оказалась в его объятиях. Он поцеловал ее так, что она почти задохнулась, пока он не оторвался от ее губ.
— То, что я сказал о женщинах, отказывающихся от карьеры ради воспитания детей… Забудь об этом.
— Забыть? — В ее глазах заиграли озорные огоньки.—Это очень великодушно с твоей стороны, милый.
— Я не хочу диктовать условия, я люблю тебя.
— А компромисс возможен в вопросе воспитания детей?
Широкие плечи приподнялись в едва заметном пожатии.
— О да, моя дорогая. Ты преуспевающая женщина, и карьера очень важна для тебя. Я понимаю это и не могу просить тебя бросить работу.
— Можешь, Рикардо, можешь!
Она протянула ему губы. Он нагнул голову и поцеловал ее.
— Что ты сказала, дорогая?
— Что я согласна с тобой. Мать должна быть со своими детьми, это то, что ей надлежит делать. И я думаю поступить именно так.
— А завтра ты не передумаешь?
— О нет. Тогда я защищала Бьянку — назови это женской солидарностью, если хочешь. Но, согласись, безумство думать о том, что будешь моделью всю жизнь. Ты всегда говорил, что я должна рисовать, это я и собираюсь делать. Живопись будет отлично дополнять семейную жизнь. Я и приехала сюда с этой целью.
На какой-то момент его глаза оторвались от нее и устремились на полотно, над которым она работала, оценивающе окидывая его взглядом.
— Что ты скажешь?
— Это…— Он колебался.— Извини, не лучшая твоя работа.