На следующий день он не торопился. Не спеша позавтракал, запасся продуктами, побoлтался по дому книги на Новом Арбате, рассматривая прекрасно изданные тома писателей и поэтов, замалчиваемых в его время, купил подарок для дочки и, прихватив бутылку Калифорнийского вина, отправился в гости.
В Москве было лето. Мягкая погода, зелень и отсутствие трафика расслабляли, рождали воспоминания. Умиротворённый, он ехал по знакомым улицам своего города, который оставил больше 20 лет назад, и это навивало грусть, и почему то, покой. По дороге он плутал и добрался часам к пяти. Как в прошлый приезд, всё было по домашнему просто и гостеприимно. Он с удовольствием присоединился к празднику - играл с детьми, помогал за столом, участвовал в разговорах, шутил, и всё это время незаметно следил за хозяйкой, наблюдая как она развлекала гостей, справлялась с детьми, всё больше поддаваясь её внутреннему неназойливому очарованию.
Гости разъехались, дети ушли спать. Он беседовал с братом и посматривал, как она что то делала на кухне. Когда их глаза встретились, он вдруг сказал:
-Давай научу танцевать аргентинское танго.
-Так я ж не смогу, возразила она с улыбкой.
-Сможешь, я покажу. У тебя есть туфли на каблуках?
Пока она одевала туфли, он нашёл медленное и чувственное Bahía Blanca Carlos’а Di Sarli. Они встали в позу и он начал показывать базовые шаги. Она ойкала, смеялась, теряла равновесие, падала на него, говорила, что этому никогда не научится, а он, захваченный неожиданно острым желанием, чувствовал себя неловко под взглядами брата и его жены. Это было их первое, по существу формальное, объятие, но её дыхание на его щеке, смеющиеся глаза, податливое тело казались естественными, как воспоминание о знакомом, давно забытом, но не потерянном, а сохранившемся в душе. Ощущение было настолько ярким, что он испугался, что все видят, что с ним происходит. По её реакции он понял, что и она не остаётся равнодушной. Он чувствовал, что ему становится всё трудней преодолеть растущее желание прижать её к себе, целовать открытую шею, смеющиеся глаза, влажные губы. Чтобы не выдать себя, сослался на усталость и рано ушёл спать.
Ночью ему снилось, что они танцевали на милонге у Освальдо в его любимом милонгеро стиле, тот их хвалил на своём ломаном русском, а они смеялись и ещё тесней прижимались друг к другу. Он проснулся рано с предчувствием новых отношений и спустился вниз с желанием скорее увидеть её снова. Сон, будто явь, напомнил, что они чувствовали вчера танцуя, и придал уверенности в том, что отношения будут развиваться, и они будут вместе, хотя не представлял как и когда.
Он спустился вниз, переступил через тихо храпящую собаку и вошёл в кухню. Там ещё никого не было, кроме хозяйки. В коротком халатике, тапках на босу ногу она стояла у плиты и варила кофе.
-Доброе утро, сказал он. -А на меня хватит?
-Хватит, она улыбнулась. –Доброе утро. Как спалось?
-Хорошо. А чья это кровать?
-Вообще то гостевая, но последнее время я спала, пока не выгнала мужика. Я тебе по моему говорила. Почему спрашиваешь?
-Да ничего. Так, сон приснился. Он пожал плечами.
-Расскажешь?
-Танцевали с тобой у нас на милонге.
-Понравилось? Она оторвала глаза от джезвы и с улыбкой взглянула на него, ожидая ответа.
-Очень!
Он взял кофе, через открытую в кухне дверь вышел во двор, сел в раскладное кресло и огляделся. Раннее июньское солнце освещало пустую спортивную площадку перед домом и опушку леса, куда вела узкая протоптанная дорога с сырым от росы кустарником по краям. Небольшой сад отделял дом от выложенной красным кирпичом дорожки, на которой появлялись и исчезали ранние бегуны, велосипедисты и любители собак. Мирное неторопливое воскресное утро… Он прикрыл глаза и подставил лицо ещё не жаркому солнцу…
-Как ты тут. Ещё кофе хочешь?
Он открыл глаза. Она стояла перед ним с собакой на поводке. Собака радостно подвывала и тянулась в сторону леса.
-Иду гулять собаку. Пойдёшь со мной?
-Пойду. Он отставил пустую чашку, поднялся из кресла.
Подойдя к лесу, она спустила собаку с поводка, и та счастливая начала носиться вокруг них, борясь с толстой палкой, которую, не смотря на то, что она цеплялась за каждый куст, не выпускала из пасти. Они шли не спеша, постоянно касались друг друга, стараясь удержаться на узкой дорожке. Говорили о её детях, о том, что она построила этот дом, чтобы они могли жить и ощущать природу. Обсуждали и оборотную сторону жизни за городом – изнуряющий московский трафик. Он спрашивал что то, шутил, она отвечала, смеялась, поднимая на него свои чудесные излучающие тепло глаза, в которых он чувствовал призыв.