— Я также уверен, что он единственный, кто мог бы составить счастье нашей дочери.
Не без труда леди Пенрит откинула голову назад, чтобы заглянуть в лицо мужу.
— Джайлз, — сказала она, и в ее голосе послышались слезы, — вы никогда не поймете и не узнаете, каким счастьем, какой радостью я обязана вам. Никогда!
Сэр Джайлз наклонился и поцеловал ее, наслаждаясь нежностью ее губ и даже соленым вкусом слез, скатывавшихся по ее щекам и попадавших ему в рот. Потом он поцеловал ее в лоб и снова выглянул в ночное окно. Окна спальни о выходили в английский парк, разбитый позади дома. Протоптанные в траве тропинки вели из парка к хозяйственным постройкам и к конюшне. Пейзаж замыкали утесы, неровной зубчатой стеной вздымавшиеся к ночному небу. Поздний вечер дышал красотой и каким-то таинственным, неясным ожиданием.
Наконец из-за угла конюшни вновь показалась Эммелайн, предшествуемая лакеем с пляшущим фонарем в руке и сопровождаемая зябко кутающейся в шаль горничной. И тут сэр Джайлз почувствовал, как тело жены замерло и напряглось у него на руках. Когда он спросил, не сделал ли он ей больно, она торопливо ответила:
— Нет-нет, конечно же, нет! У вас на руках мне очень хорошо. Но я вдруг подумала… Что если Эммелайн просто закроет свое сердце перед Конистаном? Ей ничего не стоит это сделать. Она ведь уже не раз это проделывала, отказывая самым завидным женихам, а их у нее было не меньше дюжины!
— Можете положиться на Конистана, моя дорогая, он возьмет эту крепость штурмом!
Леди Пенрит покачала головой.
— Нет, за этим еще что-то кроется, дорогой мой. Что-то неладное творится с нашей девочкой. Бывали случаи, когда я начинала думать: уж не догадывается ли она о своем происхождении? Может, она чувствует себя недостойной внимания, неровней? Мне даже показалось, что она решила вообще не вступать в брак! Одна мысль об этом приводит меня в ужас. Нельзя допустить, чтобы наша дочка, с ее любовью к жизни, отказалась от всех ее радостей! Ну скажите мне, разве я ошибаюсь? Эммелайн готова устраивать судьбы всех своих подружек, но только не свою собственную!
Сэру Джайлзу вспомнилось одно из мгновений прошедшего вечера, когда они вставали из-за обеденного стола. В тот момент ему тоже показалось, что на его дочь нашли какие-то черные мысли. Он вздохнул, ощущая в сердце странную тяжесть, о природе которой не хотел даже задумываться.
— Я не знаю, любовь моя. Мне всегда казалось, что все дело в ее взыскательности, в тех высоких требованиях, которые она предъявляет к избраннику. Ее рыцарь просто еще не появился на коне под окном, чтобы назвать ее своей. С другой стороны, я согласен: что-то ее тревожит, но что именно — ума не приложу. Что касается обстоятельств ее рождения, полагаю, если бы у нее были сомнения на сей счет, она давно уже задала бы нам прямой вопрос.
Леди Пенрит несколько минут провела в полном молчании. Когда она заговорила, ее голос был едва слышен:
— Джайлз, боюсь, мне потребуется настойка опия.
— Дорогая! — огорченно вскричал он. — Вам не следовало так долго терпеть! Надо было сказать мне раньше. Я слышу в вашем голосе боль и усталость.
Он тотчас же уложил ее в постель и бережно укрыл одеялом.
Устроив жену поудобнее, сэр Джайлз подтянул стул поближе, сел и взял ее за руку. Лекарство подействовало очень быстро. Дыхание леди Пенрит стало заметно спокойнее, довольная улыбка появилась у нее на губах, разглаживая прочерченные болью страдальческие морщины на лице. Ее веки отяжелели, и она погрузилась в сон, а ее последними, сквозь зевок произнесенными словами, были:
— Хочу надеяться, что Конистан пробудит ее сердце для любви, как вы пробудили мое.
15
На следующий день, глядя, как Грэйс спускается по ступенькам дорожной кареты миссис Тиндейл, Эммелайн в бессчетный раз подивилась тому, до чего же безобразно миссис Баттермир одевает свою дочь. Темно-коричневый спенсер[13], обшитый черным репсом, который Грэйс надела поверх унылого дорожного платья из перекрахмаленной хлопковой саржи, ни в коей мере не способствовал выявлению стройности фигуры юной леди и не оттенял нежных черт ее лица. Слава Богу, Эммелайн догадалась заранее позаботиться о пополнении убогого гардероба подруги и заручилась услугами знаменитой портнихи из Эмблсайда, чтобы восполнить этот досадный пробел.
Деспотичный отец Грэйс позволил ей принять приглашение на турнир только при условии, что ее будет сопровождать замужняя дама хорошего рода и с безупречной репутацией. К тому же он настоял, чтобы путешествие проходило неторопливо, с большим количеством остановок. Джейн Тиндейл, милая и славная девушка, с го-ловы до ног усыпанная веснушками, пожалела бедную мисс Баттермир и предложила ей место в своей карете, поскольку они жили в графствах, граничивших друг с другом, и им все равно было по пути. Грэйс охотно согласилась и попросила у Эммелайн разрешения поселиться в одной комнате с Джейн по приезде в Фэйрфеллз. Две юные особы быстро подружились.
Прежде, чем обменяться хоть словом с Эммелайн, Грэйс, первой ступившая на усыпанную гравием подъездную аллею, дождалась, пока из недр кареты не появятся миссис Тиндейл и Джейн. Когда же миссис Тиндейл, легонько подтолкнув в спину обеих молодых леди, велела им поздороваться с хозяйкой, Грэйс, подхватив под руку Джейн, устремилась вперед. Ее лицо светилось приветливой улыбкой, а глаза блеете ли от волнения.
Обе девушки, с веселым лепетом, прерываемым взрывами смеха, от души расцеловали Эммелайн. Миссис Тиндейл, чья внушительная фигура была облачена в теплую, янтарного цвета накидку мериносовой шерсти, а голову венчала шляпка с полями козырьком, украшенная двумя белыми страусовыми перьями, пожала хозяйке руку и сообщила, что обе ее подопечные трещали, как сороки, не умолкая с тех самых пор, как они достигли вершины перевала.
— «Уэзермир!» — завопили они хором, — пожаловалась миссис Тиндейл, хотя ворчливый тон ее голоса никак не вязался с довольной улыбкой на разрумянившемся лице. — Я едва не оглохла! — она обернулась и одарила улыбкой обеих девушек по очереди. — Клянусь вам, это так! Уши заложило, до сих пор ничего не слышу. Господи Боже, они так разволновались, что я даже встревожилась. «В чем дело?» — спрашиваю, а они в ответ только вздыхают и восклицают: «До чего же романтично выглядит озеро!» И обе надеются повстречать на берегу одного из наших поэтов. Я им сказала: «Вроде бы вода очень холодная» — и посоветовала не бродить по холмам, не укутавшись потеплее, а что до обуви, так я им обеим запретила надевать что бы то ни было, кроме прочных полусапожек. Мне говорили, что Дороти Вордсворт[14] исходила все эти горы вдоль и поперек, но я просто не представляю, как бы я могла пуститься в столь опасный путь. Конечно, вы — люди молодые, вам моцион полезен, только вот стоит Джейн немного разгорячиться, как у нее веснушки розовеют…
Эммелайн проводила гостью в вестибюль, кивая в такт ее безобидной болтовне и уверяя на ходу, что леди Пенрит целиком и полностью полагается на здравый смысл миссис Тиндейл, и уверена, что та не допустит, чтобы хрупкие женщины подвергали себя ненужному риску.
— Не сомневайтесь, я твердо намерена исполнить свой долг! — воодушевилась миссис Тиндейл. — Я затем и приехала, чтобы помочь вашей матери, облегчить ее бремя. Скажите, как ее здоровье? — спросила она участливо.
— Вы очень добры, сударыня. Здоровье моей дорогой мамочки не лучше и не хуже, чем можно было ожидать, но я боюсь, она будет присоединяться к нам только в обеденные часы, и то, если сможет.
Миссис Тиндейл, добрая душа, ласково пожала руку Эммелайн своей пухлой ручкой и прибавила:
— У меня всегда сердце щемит, как только подумаю о ней, о ее болезни. Как это, должно быть, мучительно для вас и сэра Джайлза!
Note14
Английская писательница (1771-1855), сестра великого поэта Озерной школы Уильяма Вордсворта, посвятившего ей многие свои стихотворения.