Выбрать главу

Скрывшись в своей собственной спальне, чтобы подготовиться к первому зрелищу, задуманному в рамках турнира, Эммелайн рассмеялась про себя. Если все остальные средства не подействуют, ей придется прибегнуть к насилию и сделать то, что она однажды обещала Грэйс в Лондоне: переломать Дункану обе ноги!

17

— Где же шут? — взволнованно спросила Эммелайн. Ее нервы были напряжены до предела. Она стояла за дверями парадной гостиной, где все ее гости уже собрались в ожидании начала обеда. — Он должен был быть здесь вот уже час назад, без него я не могу начать!

Блайндерз учтиво заметил, что, насколько ему известно, все до единого представители актерского цеха славятся своей необязательностью и неумением следить за временем, но он может послать лакея к парадному, чтобы проверить, не прибыл ли нужный ей человек.

Эммелайн уже готова была приказать невозмутимому домоправителю отправить отряд не меньше, чем из двадцати своих подчиненных на поиски того, кто был ей так нужен, и привести его связанным по рукам и ногам, если потребуется, однако в ту же самую минуту далекий перезвон бубенцов возвестил о его появлении.

Этого скомороха, искусного не только в актерской игре, но и в акробатике, она нашла в бродячей труппе, дававшей представления в Эмблсайде, и там же наняла еще трех музыкантов, владевших искусством разыгрывать незамысловатые музыкальные пьески минувших веков. Теперь это сборище талантов располагалось у нее за спиной. Время от времени они принимались беспокойно настраивать свои инструменты.

Один из них, высокий и тощий, с прямыми, как солома, волосами, скрытыми под зеленой шапочкой с пером, держал на сгибе локтя флейту. Второй, приземистый и коренастый, совершенно лысый, с головы до ног затянутый в черное трико, перебирал струны гитары какой-то необыкновенно причудливой формы. Третий музыкант — в очках, с толстым животом, был одет монахом. Темная ряса с капюшоном лишь подчеркивала его дородность, так как завершающей деталью костюма служила толстая витая веревка, пересекавшая его внушительное брюхо. И инструмент он себе подобрал по фигуре: в руках у него была мандолина.

Эммелайн была чрезвычайно довольна видом музыкантов и сейчас бросила на них взгляд, с удовлетворением отметив про себя, что они в точности отвечают ее намерению создать для гостей менее чинную, непринужденную обстановку, царившую, по ее убеждению, на старинных английских празднествах.

Именно по этой причине и с той же целью сама она нарядилась в один из своих средневековых костюмов: бархатное платье цвета бургундского вина, простое по фасону, плотно облегающее фигуру и красиво расходящееся колоколом от бедер к подолу. Того же покроя были и рукава: они расширялись раструбами и спускались гораздо ниже запястий. Эта последняя деталь была задумана и выполнена с определенной целью: Эммелайн надеялась, что ее рукава, в особенности левый, послужат тому, чтобы Грэйс и Дункан оказались партнерами в первом из мероприятии этого вечера, которое она назвала Танцем с Перчатками.

— Вот теперь я слышу приближение шута! — воскликнула молодая хозяйка. — Он, наверное, нацепил не меньше двух дюжин колокольчиков! Какой невообразимый шум! Теперь-то, я полагаю, каждый, кто находится в гостиной, будет предупрежден о нашем запоздалом появлении, и весь эффект неожиданности пропадет!

Излучая неодобрение каждой клеточкой своего существа (он никогда не делал секрета из своего истинного отношения к турнирам Эммелайн), Блайндерз сухо бросил сквозь зубы:

— Несомненно.

— Да будет вам, Блайндерз! Приберегите эту постную физиономию на страстную пятницу. Признайтесь, ведь в глубине души вы обожаете мои турниры?

От этих слов почтенного домоправителя чуть не хватил удар. Собрав в кулак всю свою волю, он едва удержался от суровой отповеди. Увидев, как побагровел Блайндерз, Эммелайн решила больше его не дразнить и сосредоточила все свое внимание на шуте.

Он появился из-за угла с большим шумом и суетой, скользя по натертому до блеска паркету в своих мягких матерчатых туфлях с бубенчиками и делая пируэты на каждом шагу. Впрочем, сочтя, очевидно, что этого недостаточно, он завершил свой эффектный выход головокружительным сальто-мортале и приземлился на одно колено перед Эммелайн в самой что ни на есть покаянной позе. Видно было, что он предан своему искусству душой и телом.

— Тысяча извинений, госпожа Эммелайн! — вскричал шут, срывая с головы пурпурную с белым треуголку и с размаху прижимая ее к груди. — Клянусь, у меня не было намерения задерживаться до столь позднего часа, но, увы, судьба в лице прелестнейшей из… — Он картинно помедлил и наконец, сделав вид, будто вспомнил, где находится, неуклюже закончил:

— э-э-э… то есть несчастнейшей, я хочу сказать, старой селянки, нуждавшейся в моей помощи. Она упала на обочине дороги и взывала к моему состраданию! Что же я мог сделать, если не расцеловать… вернее, что мне было делать, как не проводить ее домой, в лоно любящей семьи!

Эммелайн изо всех сил пыталась удержаться от смеха, особенно в присутствии Блайндерза, испепелявшего нахала грозным взглядом.

— Прошу вас, довольно изображать доброго самаритянина! — притворно нахмурилась она. — Бессовестный плут! Вы городите вздор и прекрасно это знаете! Все, что меня интересует, так это то, что вы наконец-то прибыли. Поэтому советую вам вновь водрузить на голову шапку, — он тотчас же повиновался, едва заслышав приказ, — и приготовиться сопровождать меня в гостиную. Вы увидите там моих гостей, их тридцать пять, включая нескольких почтенных дам, которые будут оскорблены до глубины души, если вы себе позволите распускать язык!

Шут поднялся на ноги и отвесил поясной поклон.

— Прекрасно понимаю ваши опасения. Не беспокойтесь, я буду приставать только к молоденьким… то есть, я обещаю вести себя примерно!

Речь у него была грамотная и бойкая, на мгновение она даже поразилась тому, насколько он похож на образованного джентльмена. Что ж, по крайней мере он превосходный актер да вдобавок еще и красавец писаный — с высокими скулами, ямочкой на подбородке и самым вызывающе дерзким взглядом, какой ей когда-либо доводилось видеть. Даже Конистан, имевший репутацию отчаянного сердцееда, не мог бы сравниться с этим лихим парнем. На всякий случай Эммелайн еще раз посоветовала ему воздержаться от излишней вольности в поведении и с напускной строгостью погрозила пальцем.

Уныло повесив голову, шут заверил ее, что раскаивается, и обещал исправиться.

— А теперь прошу вас, — продолжала она с серьезным видом, — выслушать меня очень внимательно. Как только вы переступите порог гостиной, можете сколько угодно обхаживать молодых леди, но предупреждаю, ведите себя при этом прилично и обращайтесь с ними вежливо, потому что комната будет полна молодых господ, готовых оторвать вам руки и ноги, если вы посмеете зайти хоть на дюйм дальше безобидного целования пальцев и тому подобного! Однако среди молодых дам есть одна, — добавила Эммелайн, — которую вы должны особо отличить. — Она подробно описала Грэйс, включая ярко-синее кисейное платье, которое будет на ней надето. — Самое малое, о чем я хочу вас просить, это притвориться, что вы влюбились в нее без памяти с первого взгляда. Можете всласть покувыркаться у ее ног, потом переходите к другим. Словом, вы должны вызвать румянец на щеках и смех у каждой из юных леди, находящихся в гостиной.

Он кивнул, в уголках его рта играла полная понимания, многозначительная улыбка.

— А вообще-то я передумала, — воскликнула вдруг Эммелайн в порыве вдохновения. — Можете ухаживать и за замужними дамами!

Шут широко улыбнулся, услыхав эти слова, и сердце Эммелайн наполнилось сладким волнением. Сколько веселья несли с собой ее турниры! Набрав в грудь побольше воздуху, она подала руку шуту, и он взял ее, изогнувшись в театральном поклоне.

Она кивнула Блайндерзу и исподтишка бросила на старого дворецкого смеющийся взгляд. Девушка была убеждена, что, храня чопорный и неприступный вид, в глубине души он наслаждается своей ролью, хотя никогда в этом не признается. Широким жестом он настежь распахнул двери и громогласно объявил: