Конистан подошел к ним поближе, стараясь почерпнуть как можно больше полезных сведений, но понял лишь, что его собственные знания о предстоящем маршруте прискорбно скудны, и решил в понедельник провести участников через всю дистанцию легкой рысью в качестве разминки.
Заметив, что Эммелайн уже уводит гостей обратно в парк, Дункан принялся поддразнивать Конистана по поводу окончательной победы в битве на рельсах. Виконт к этому часу уже успел о оттаять настолько, что дружески обнял брата за плечи. Теперь его собственное поведение в предыдущие два дня показалось ему чрезвычайно глупым, и ко второму этапу соревнования он сумел подготовиться, сохраняя самообладание. Его брату и Грэйс предстояло состязаться с Брантом Девоком и Оливией Брэмптон, а во втором забеге против него и Эммелайн должны были выступить Соуэрби и Октавия.
Сделав стартовый выстрел, Конистан стал громко подбадривать брата и даже крикнул «Ура!», увидев, что Дункан разорвал ленточку буквально перед самым носом у Бранта. Его, конечно, немного покоробило, когда Дункан, ссадив на землю раскрасневшуюся Грэйс со сбитой набок от быстрой езды шляпкой, поднес ее руку к губам и поцеловал, но вскоре у него отлегло от сердца, так как Дункан сразу же отпустил пальцы Грэйс, чтобы обменяться традиционным рукопожатием с проигравшим соперником. И только незаметный жест Грэйс, прижавшей пальцы к собственным губам, несколько встревожил Конистана, напомнив ему, что по крайней мере верхняя половина «кентавра» все еще находится во власти нелепой влюбленности.
Поскольку зрители нетерпеливо ждали окончания скачки, Конистану пришлось оторваться от своих размышлений и вновь подсадить Эммелайн в седло. При этом он старался не обращать внимания на колкие реплики Вардена Соуэрби по поводу явной ненадежности «скакуна» Эммелайн.
Нескольких обидных замечаний оказалось довольно, чтобы наполнить его душу боевым задором. Услыхав пистолетный выстрел, Конистан сорвался с места и помчался вперед что было духу. Пройдя примерно треть дистанции, он почувствовал, что Эммелайн слегка покачнулась в седле. Она быстро восстановила равновесие, но это стоило им нескольких проигранных футов, и теперь они летели вровень с Октавией и Варденом. Крики ликующей толпы гудением отдавались в ушах Конистана, он изо всех сил отталкивался ногами от дорожки, упираясь плечом в седло.
Красная шелковая ленточка была уже близко, он ясно различал ее перед собой и сделал рывок, но тут, к его ужасу, Эммелайн испуганно вскрикнула и закачалась в седле.
Действуя по наитию, Конистан остановился, ухватившись руками за седло, но было уже поздно: Эммелайн выскользнула вперед и упала на усыпанную гравием дорожку. Вся толпа, как один человек, ахнула от ужаса.
Конистан тотчас же подбежал к ней, передернул ее лицом вверх и уложил к себе на колени, счищая мелкий гравий с ее плеч и шляпки и поминутно спрашивая, больно ли ей. Широко распахнутые глаза Эммелайн словно остекленели от пережитого испуга, но она быстро поднялась на ноги, хотя и покачнулась, ухватившись за его руку.
— Никому не говорите, что я пострадала! успела шепнуть она Конистану прежде, чем гости окружили ее со всех сторон.
— Силы небесные! — воскликнула Эммелайн, отойдя от своего партнера и расправляя левой рукой складки платья. — Как глупо все получилось! Я потеряла стремя и, как последняя дура, вылетела из седла! Слава Богу, папочка не видел, как ужасно я его опозорила!
Гости восприняли ее слова с облегчением, и вскоре всеобщее внимание должным образом обратилось на истинных виновников торжества: Соуэрби и Октавию.
Эммелайн тоже поздравила их и тотчас же пригласила всех приготовиться к финальному забегу. Конистан не сводил с нее пристального взгляда, отнюдь не будучи уверенным, что с нею все в порядке. Он заметил, что Эммелайн бережёт правую руку, и заподозрил, что она повредила ее при падении. Ему хотелось заговорить с нею об этом немедленно, однако долг распорядителя скачек заставил его вернуться к безотлагательной обязанности вновь зарядить стартовый пистолет.
Последний забег едва не превратился в «мертвый гит»[22]. И Дункан, и Соуэрби, до предела напрягая плечи и изо всех сил отталкиваясь от гравия, стремительно катили вперед седла. Многие из джентльменов ждали окончания забега по обе стороны от финишной ленточки, чтобы собственными глазами определить победителей. Девицы взвизгивали, и даже замужние дамы, оторвавшись от привычного обмена сплетнями, напряженно следили за продвижением Октавии и Грэйс.
Гравий разлетался из-под сапог со шпорами, седла с ноющим звуком катились по рельсам, и вот мужчины дружным воплем торжества встретили абсолютных победителей, громко выкрикивая имена Дункана Лэнгдейла и Грэйс Баттермир!
Даже Конистан сумел оставить в стороне глубоко укоренившееся предубеждение и подошел, чтобы поздравить брата, а затем склонился в поклоне над рукой Грэйс.
Его поразило, как стойко она встретила его взгляд и уверенно обратилась к нему со словами:
— Благодарю вас, лорд Конистан.
Ее голубые глаза сияли от счастья. Турнир Эммелайн, по всей видимости, оказал сильное и весьма благоприятное воздействие на мисс Баттермир.
Конистан уступил ее руку еще кому-то из джентльменов, желавших ее поздравить, и пошел прочь от торжествующей толпы. То, что он увидел, встревожило его до крайности. Эммелайн покинула своих гостей и стояла одна, понуро склонив голову и повернувшись спиной к озеру, по другую сторону от дальнего конца рельсов. Он понял, что дело неладно, и, торопливо подойдя к ней, спросил, что случилось.
— И не вздумайте мне врать! Вы сильно ушиблись при падении?
Эммелайн ответила отчаянным взглядом, причем глаза ее наполнились слезами.
— Да, — прошептала она. — Но я уверена, что это пустяки. Просто немного растянула запястье.
Она протянула ему руку. Его поразило смятение в ее взгляде, совершенно не сочетавшееся со спокойным тоном голоса. Да, что-то явно было неладно. Он осторожно взял пальцами ее запястье и понял, что она права. Как настоящий спортсмен, Конистан, обладал солидным опытом во всем, что касалось сломанных костей и вывихнутых суставов. Ему не раз приходилось падать с лошади самому и наблюдать, как это делают его друзья и знакомые. Он привык относиться к подобного рода происшествиям спокойно. Запястье Эммелайн слегка опухло, но, ощупав его, Конистан убедился, что кости целы.
— Все-таки надо о нем позаботиться, — тихо заметил он. Вам следует вернуться в свою спальню, наложить горячий компресс и дать руке отдохнуть часа два.
— Я так и сделаю, как только мы вернемся в дом, чтобы переодеться к чаю, — ответила она спокойно, хотя в ее глазах по-прежнему читалось внутреннее смятение. Бросив взгляд на солнце, Эммелайн добавила:
— Ого! Оказывается, час-то уже поздний! Нам пора возвращаться.
— А вам пора заняться вашим запястьем. Сейчас же! — рявкнул Конистан. Эммелайн покачала головой.
— Если я подниму шум, — возразила она с легкой улыбкой, — все присутствующие дамы начнут осыпать меня полезными советами. Вряд ли я смогу это выдержать.
— Вот тут я готов вас понять, — дружески усмехнулся Конистан.
Она сделала движение, чтобы вернуться к гостям, все еще толпившимся возле рельсов, где Грэйс и Дункан принимали поздравления с победой, но он схватил ее за локоть здоровой руки и задержал.
— Есть ведь что-то еще, верно? Вас еще что-то тревожит?
Эммелайн взглянула на него глазами, полными боли. Она как будто боролась с собой, пыталась что-то сказать, но не могла.
— Дело вовсе не в падении! — проговорила она наконец. — Это мое несчастье, моя болезнь, как у мамы с бабушкой. Понимаете… — слова замерли у нее на устах. — Господи, что я говорю? Забудьте мою глупую болтовню! Я просто расстроилась, увидев Грэйс такой счастливой, и… Ой, нет, не слушайте меня. Кон!