— Вы негодяй, сэр! — воскликнула она. — Как вы посмели меня поцеловать… я хочу сказать, как вы смеете домогаться меня столь возмутительным образом? И зачем вам это нужно, ведь мне отлично известно, что вы меня терпеть не можете?
— Вероятно, мне просто нравится целоваться, — ответил он самым невозмутимым тоном. — Никакого иного ответа тут быть не может. Могу, разве что, добавить, что вы — красивейшая женщина из всех, кого я знаю, вот вам и весь ответ!
— Ваш ответ отнюдь не делает чести моему уму! — возмутилась Эммелайн. — Будь я наивной глупышкой, у меня, несомненно, закружилась бы голова при виде подобных знаков внимания с вашей стороны. Но я не так глупа и потому требую объяснений. Скажите на милость, что вам от меня нужно, ибо сама я не вижу, чем вызван ваш столь неожиданный интерес ко мне.
Казалось, он готов был ответить, но как раз в эту минуту к ним подошли Дункан и Грэйс. Последняя тотчас же уцепилась за руку Эммелайн, стараясь, насколько возможно, спрятаться за ее плечом и усиленно обмахиваясь веером, чтобы, не дай Бог, не встретиться глазами с Конистаном. Дункан же, напротив, подарил сводному брату ослепительную улыбку и заверил его, что ни разу в жизни не видел столь безупречно исполненного вальса. Конистан взглянул на него с любопытством и, в свою очередь, заверил Дункана, что заслуга целиком принадлежит мисс Пенрит.
«Он совершенно бесподобен», — подумала Эммелайн, и тотчас же в ее мозгу вновь, еще настойчивее и громче, зазвучал прежний тревожный сигнал. Она ни минуты не сомневалась, что за внешней любезностью виконта скрываются самые неблаговидные намерения, но так и не смогла догадаться, чего же он от нее добивается, пока он не сказал:
— А знаете ли, мне только что пришла в голову совершенно блестящая мысль. С тех пор, как мне стало известно, что Дункан собирается нанести визит в дом вашего отца этим летом, чтобы принять участие в самых захватывающих — в этом я не смею усомниться — увеселениях, я просто одержим желанием к нему присоединиться.
Не могло возникнуть и тени сомнения в том, что он недрогнувшей рукой приставил ей нож к горлу, Эммелайн сразу это поняла.
— Мисс Пенрит, могу я вас умолять о приглашении в Фэйрфеллз на ваши состязания? Понимаю, моя просьба доставляет вам известные неудобства, но неужели вы не сжалитесь надо мной? Вы меня обяжете по гроб жизни, уверяю вас!
Эммелайн почувствовала, что никак не может закрыть открывшийся от неожиданности рот, и попыталась поспешно собрать воедино разбегающиеся мысли, чтобы найти слова для достойного отказа. У себя над ухом она слышала дыхание Грэйс, перешедшее в судорожный, захлебывающийся стон, причем веер подруги заработал с утроенной силой.
— Я… я, конечно, была бы рада вам услужить, — запинаясь, начала Эммелайн, — но вы не можете не понимать, что подобного рода грандиозные мероприятия готовятся заранее. Видите ли, количество комнат в доме моего отца ограничено.
Она стоически выдержала его взгляд в надежде, что он поймет намек и не будет настаивать.
— Да я с радостью буду спать в конюшне, если понадобится, — с готовностью парировал он. — Протанцевав с вами сегодня этот вальс, я просто не в состоянии ждать следующего сезона, чтобы пригласить вас вновь. Одна мысль об этом для меня невыносима, так что не лишайте меня удовольствия, умоляю вас.
Эммелайн была в замешательстве. Если бы только она могла просчитать ход Конистана! Несомненно, он попытается воспрепятствовать отъезду Дункана в Фэйрфеллз, но с этим можно легко справиться: Дункан, похоже, уже и сам готов восстать против тиранства старшего брата, и она прекрасно знала, как подстрекнуть его к бунту. Но принимать в Фэйрфеллз самого Конистана…
Вокруг них уже начали собираться любопытные, явно привлеченные тем, что виконт не только танцевал с мисс Пенрит, но и задержался, чтобы поговорить с нею после бала. У себя за спиной Эммелайн услыхала знакомый голос Алисии Сивилл.
— Конистан желает участвовать в турнире? — проговорила та восторженным громким шепотом. — Но это же великолепно!
Замечание мисс Сивилл вызвало оживленный обмен мнениями среди окружавших ее гостей, не ускользнувший и от внимания Эммелайн.
Джентльмены принялись восклицать: «Ну что ж! В таком случае нас и вправду ждет славное развлечение! Конистан сидит в седле, как Бог, ему нет равных, за исключением, разве что, Вардена Соуэрби, да ведь он тоже участвует! Не сойти мне с места, если этот турнир не окажется самым интересным!»
Эммелайн стало ясно, что сражение проиграно. Не успела она собраться с силами и отказать Конистану в праве на участие в ее празднике, как он оказался в кругу ее же собственных друзей, выражавших восторг по поводу того, что он решил присоединиться к их компании. Что ж, придется его пригласить, причем немедленно, иного выхода нет!
— Вы ведь знаете, — обратилась к виконту мисс Сивилл, возбужденно сверкая золотисто-карими глазами, — мы там не тратим время на подготовку и проведение балов и пикников al fresco![5] Вовсе нет! В Фэйрфеллз мужчины сражаются по-настоящему, как в старые добрые времена. О, я прекрасно помню, как два года назад, во время конного поединка, один из рыцарей был сброшен с лошади и вывихнул плечо. Ну а вы, милорд, такой прекрасный спортсмен! Я все свои карманные деньги собираюсь поставить на вашу победу!
Другие участники будущего турнира тоже принялись высказываться в подобном духе. Все это время Конистан не сводил глаз с Эммелайн, и в его взоре читался холодный вызов, а на губах играла торжествующая улыбка.
— А вам уже известно, кто будет Королевой? — осведомился он, и на его красивом лице появилось так хорошо знакомое и бесившее ее до чертиков детски-невинное выражение.
Вокруг воцарилось молчание, нарушаемое лишь невнятными возгласами испуга, более похожими на стон, которые, не умолкая, издавала ее подруга.
Грэйс наклонилась к самому уху Эммелайн.
— Конистану все известно! — прошептала она. — Он все знает! О, как мне нехорошо! У меня ноги отнимаются!
Эммелайн пропустила стенания Грэйс мимо ушей.
— Королеву всегда выбирают тайным голосованием накануне Королевского Бала, — ровным голосом объявила она. — Имени Королевы никто знать не может, пока голоса не подсчитаны.
— Понятно, — кивнул в ответ Конистан. — Хотя, если мне будет позволено высказать свои скромные соображения, полагаю, мисс Баттермир отлично подошла бы на эту роль. Ее восшествие на престол придало бы вашему турниру поистине королевский размах.
Эммелайн грозно сдвинула брови. Ей хотелось в нескольких тщательно взвешенных словах объяснить Конистану коротко и ясно, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, но в эту самую минуту Грэйс, подавленная и до смерти перепуганная, с громким стоном рухнула в обморок прямо на руки Эммелайн. Ее лицо стало мертвенно-бледным, лишь веки слабо трепетали, выдавая присутствие жизни.
Конистан в мгновение ока очутился рядом с Эммелайн, но девушка была так зла на него, что, когда он предложил свою помощь, она лишь бросила на него уничтожающий взгляд и обратилась за поддержкой к Дункану.
— Вы не поможете мне отвести мисс Баттермир в одну из комнат наверху? Боюсь ей снова станет дурно, если она очнется посреди толпы зевак.
Дункан торопливо подхватил Грэйс на руки.
Казалось, это не стоило ему никаких усилий, словно она была легка, как перышко.
— От всей души благодарю вас!
Краткое путешествие вверх по лестнице сопровождалось многоголосыми репликами зрителей, причем самым глубокомысленным оказалось замечание о том, что Рыцарь-Победитель уже держит в объятиях свою Королеву. Эммелайн была неприятно поражена, поняв, что ее планы уже всем известны.
Как только Дункан уложил Грэйс на обитую узорчатой камчатной тканью оттоманку в одной из дамских комнат, Эммелайн заметила, что будущий сэр Ланселот[6] смотрит на ее подругу с озабоченным выражением. Подняв наконец глаза и переведя взгляд на Эммелайн, он спросил: