Джемма тем временем раздумывала, получит ли она сотрясение мозга, если сейчас грохнется в обморок с высоты своего роста? Признаки надвигающего обморока были слишком явственными.
Она, не отрывая глаз от Девитта, сделала крохотный шажочек к ближайшему стульчику и присела на самый его краешек.
— Посмотри на платье, — кивнул ей Девитт.
— Я не хочу идти на презентацию, — пробормотала она, переводя глаза на пакет.
— Я это понял, — коротко усмехнулся Девитт, — поэтому постарался ликвидировать все предлоги, под которыми ты могла бы это сделать. Ты пойдешь на презентацию, Джемма Торрел. Ты мне обещала. Ты сказала «Да».
«Ты должна туда пойти, потому что там тебя ждет ловушка…»
Что-то мелькнуло в ониксовых глазах. Головокружительно-опасное. Настолько тревожащее, что Джемма собралась было запереться в ванной и не выходить оттуда до конца презентации. Она открыла рот, чтобы высказать миллион возражений, но, натолкнувшись на ласковый взгляд босса в бабочке, закрыла рот и схватилась за пакет.
…В своей жизни она еще никогда не держала в руках подобных платьев. Таких шедевров. Из хрустящей переливающейся тафты удивительного цвета индиго, простое и роскошное одновременно, в котором каждый шов — совершенство, каждая складочка — сама безупречность.
Такие платья, за которые выкладываются астрономические суммы, шьются исключительно для богинь и королев.
А Джемма не была ни той, ни другой. Она была Джеммой Торрел, чья зарплата целиком уходила на еду и оплату квартиры, и раз в три месяца из этих денег отскребалась мини-сумма на карандаши и альбомы.
— Я не пойду в таком платье. — Джемма была готова вновь разреветься.
— Оно тебе не нравится? — Марк, похоже, искренне огорчился. Печаль искривила линию его рта.
— Оно мне очень нравится! — выкрикнула Джемма почти в истерике. — Оно потрясающее. Но оно не мое! Я такие платья не имею права носить!
— Никогда не слышал, чтобы был издан закон, запрещавший Джемме Торрел носить синие платья. — Девитт сразу развеселился. — Или этот закон издали только в твоем государстве?
Джемма непонимающе блеснула потемневшими глазами.
— В Десятом королевстве, — лукаво пояснил Девитт.
Джемма поняла, что она плачет, и, не выдержав, бросилась в ванную комнату. Вместе с платьем…
…Марк взглянул на часы и понял, что они точно опоздают. Джемма сидела в ванной уже пятнадцать минут, и оттуда не доносилось ни звука. Он покачал головой, выдохнул, решительно поднялся, собираясь выломать дверь ванной, но тут Джемма вышла сама.
В синем платье.
Марк проглотил комок. Его синеглазая ведьмочка была так хороша, так смущена и так волшебна, что он впервые в жизни почувствовал, как в сердце вскипает жар.
— Чудо, — произнес он хрипло.
И не стал ничего добавлять, потому что все другие слова будут лишними. Вместо слов он извлек из кармана нечто крохотное, и Джемма приглушенно охнула, узнав коробочку. А в той коробочке лежит…
Сапфир!
Который она вроде бы успешно вернула боссу.
— Он твой, — прочел ее мысли Марк и приблизился к ней с кулоном. — Только твой, и будет только твоим. Я не приму его обратно. И это украшение — единственное, которое подходит к твоему платью. Так что молчи и не сопротивляйся.
Джемма не могла уже сопротивляться. Она покорно наклонила голову, и Марк застегнул замочек цепочки. Холодный прекрасный камень мгновенно согрелся в ложбинке ее груди.
Через десять минут она была готова отправиться на проклятую презентацию — с плохо причесанными волосами и слабыми намеками на макияж. Девитт, похоже, этих дамских несовершенств даже не заметил.
Джемма не знала, что, уходя, он прикарманил рисунок, на котором нарисованная Джемма Торрел целовала карандашного Марка Девитта.
Сколько же их тут собралось!
Небожителей…
Боги и богини, монстры и святые. Все-все. И она — среди них. Джемма невольно вцепилась в руку Девитта. Он обнял ее за талию и шепнул в ухо:
— Расслабься.
Она бывала с ним на множестве мероприятий, в том числе подобных этому. Как секретарша — щит. И всегда была спокойной и равнодушной. Она воспринимала их как досадные издержки своей работы. Она не дрожала, как сейчас, в роскошном платье из хрусткой тафты, приятно холодящей кожу; не металась испуганными глазами от одного улыбающегося известного лица к другому; не мечтала спрятаться за кадками с пальмами или превратиться после полуночи в тыкву, коль уж в Золушку-замарашку не получалось.