Зачерпывала огромной полулитровой кружкой и поливала дурные места. Эти твари — они уже забрались за стеллаж, расположилась на столе, на диване, в корзине для тростей… Когда одна кастрюля кончалась, она наполняла ее водой и ставила на огонь…
Губы ее были крепко сжаты, руки дрожали. Она понимала — если им не удастся извести ее так неприметно, они наймут киллера. Но тогда их легче будет разоблачить. Сейчас она покончит с этими шорохами и напишет записку, в которой изложит все свои подозрения, приведет все факты. Четыре наполненные заново кастрюли кипели на огне. Марина Павловна заткнула ванну и пустила горячую воду. Сама же села в единственное сухое кресло, сжимая палку в руке.
— Не дамся, — шептала она.
Слышно было, как вода перелилась через край и хлынула на пол. Марина Павловна открыла дверь ванной, позволяя ей прорваться в прихожую и подбавила в нее кипятка с плиты. Уже совсем рассвело. Она поджала ноги и задремала.
Ей приснился Костик. Она спросила:
— А разве вы не в Африке?
А он ответил:
— Нет, просто хирург Дурнев очень хорошо набил мое чучело.
И он хлопнул тростью себя по ноге.
Сколько она проспала — час, полтора? В дверь стали звонить. Потом — стучать.
— Вот, идут, — констатировала Марина Павловна, очнувшись.
— Откройте, у вас потоп! В доме кто есть? — надрывался за дверью голос певички.
— Дешевая уловка, — усмехнулась Марина Павловна. — Я ей открою, а она мне по голове. Или из пистолета с глушителем. Им только открой. Наверное, она хочет соединить квартиры — получится двухэтажная. Как это все давно известно!
— У меня гибнет ремонт, — орала певичка. — Дорогая итальянская мебель. Вы мне за все заплатите! Я сейчас милицию вызову, МЧС, хулиганка! — не унималась певичка. — Вода так и хлещет с потолка, так и хлещет! Тропический ливень.
Марина Павловна смежила веки. Крики за дверью смолкли — видимо, певичка кинулась вниз спасать свое добро или побежала за подмогой — сейчас приведет своих дюжих молодцов, и они высадят дверь… Надо прикопить сил за время этой передышки. Ее опять стало клонить в сон.
Вдруг она явственно услышала звук поворачивающегося в замке ключа, и тут же послышался певичкин визг:
— Вы мне все до копеечки выложите, вы мне ответите, я вас в тюрьму посажу!
— Подобрали отмычку, — обреченно подумала Марина Павловна.
И тут же — вместе они там, что ли, — возник голос Бориса Михайловича. Он простонал:
— Какой ужас! Что здесь произошло? Мариша, ты где?
Стоя по колено в воде, он показался в дверях.
— Маришенька! Тебе плохо? Что с тобой?
Он подобрался к ней и стал трясти ее за плечо.
Она смотрела на него неподвижным взором. Потом, отодвинув его в сторону и сжимая в руке палку, она спустила в воду затекшие ноги. Вода была горячая, от нее шел пар. Юбка с павлинами встала было колом, но потом намокла и облепила колени. Было трудно двигаться, но Марина Павловна все-таки выбралась в прихожую. Там, прижав к груди руки, в которых были туфли, стояла певичка, бледная, с размазанной краской под глазами, и повторяла, как заведенная:
— Я вас засужу, я вас засужу!
— А где же Жанна? — только и спросила Марина Павловна, поискав глазами вокруг.
— Какая еще Жанна? — взвизгнула та.
— А кто вам подарил ту брошь — с крокодильчиком? — шепотом спросила она, чтобы Борис Михайлович не расслышал. И приложила палец к губам.
— Сумасшедшая! — завопила певичка.
Марина Павловна замахнулась палкой, но, потеряв равновесие, упала с головой в горячую воду.
Борис Михайлович выбрался из ванной, где он закрыл кран, и кинулся к ней. Перетащил ее на старый диван в дальней комнате — тот самый, на котором спала его мать.
— Ты хотела принять ванну, открыла краны и нечаянно заснула, да, Мариша? — ласково спросил он. — Бедная моя, бедная. Заработалась.
— Мы вам все оплатим, — сказал он, тяжело ступая по воде и выходя к певичке, которая все еще стояла в прихожей с туфлями, прижатыми к лицу. — Только уходите немедленно. Уходите!
И он принялся собирать воду тазиком, чтобы тут же выливать ее в раковину.
Марина Павловна лежала на диване, воды вокруг уже не было, хотя пол был еще мокрый.
— Где же все-таки Жанна? — спросила она, еле шевеля губами.
— Жанна? — уже строго и почти враждебно спросил Борис Михайлович, наклоняясь над кипой безнадежно испорченных книг, лежащих стопками на полу.
— Шестая жена Барсука, — не сдавалась Марина Петровна.
— Вспомнила тоже… Сбежала она от него. Три месяца тому назад. С бизнесменом каким-то.
— Наверное, квартиру ему оформляла, — задумчиво произнесла Марина Павловна. — А иначе как она могла с ним сблизиться?