…Недавно я прочитала у преподобного Исаака Сирина, подвижника VIII века, про искушения гордости. К ним относятся: болезненные, запутанные, «неудоборазрешимые» приключения, всегдашние встречи с людьми худыми и безбожными. Или человек впадает в руки насильников, или сердце его вдруг и всегда без причины приводится в движение страхом, или часто терпит он страшные сокрушительные падения со скал, с высоких мест или с чего-либо подобного…
Это напомнило мне все, что происходило со мной тогда, перед самым крещением.
— А что с тобой происходило? — удивился мой муж.
— Жутха, — поежилась я.
С НАПУДРЕННОЮ КОСОЙ
Не знаю, что это вдруг он повадился к нам, зачастил. Не то чтобы мы не были с ним знакомы — были, но так, шапочно. Кинешь ему привет, пробегая по ЦДЛ, и бежишь себе дальше.
А тут он стал звонить из автомата у моего подъезда, текст был примерно один и тот же:
— Олесенька, у меня сегодня сорокалетие. Стою у вашего подъезда с кастрюлей плова и бутылкой шампанского. Меня Пастернаки никак не хотели отпускать. Леня уговаривал — старик, да побудь с нами в свой юбилей, Наташа вот стол накрыла, обидимся, но я ему — нет, Леня, уволь, свой юбилей я хотел бы встретить с моими близкими друзьями Олесенькой и Володей. Выпил с ними для приличия, и вот я здесь. Принимайте гостя!
От этих его «близких друзей» веяло чем-то завиральным. Меня, честно говоря, коробило… Я люблю, чтобы слово значило именно то, что оно значит: близкие друзья у нас были совсем другие… Да и вообще — что-то не то, какие-то нестыковки были в его разухабистых признаниях:
— Вчера с Андрюшкой Битовым напился, позавчера — с Васькой Аксеновым, а три дня назад — с Юркой Левитанским.
Ну с Битовым — ладно, пусть. Битов — демократичен. Даже слишком писатель Битов бывает широк. Вокруг него порой такая крутится, простите, клоака, такой вьется сброд, а он хоть бы что, сидит вещает что-нибудь глубокомысленное про пушкинского промыслительного зайца, например.
Но Аксенов с этим «Васькой» — это уж извините! Никогда не поверю… Или Левитанский — человек церемонный, дистанцированный, с манерами. Панибратства не переносит. Так же и Пастернаки, что-то не очень на них похоже, — так удерживать, не пускать, обижаться… Да с кем хочешь, с тем и празднуй, в конце концов, хозяин — барин!
Да и сам этот наш гость как-то не вписывается в картину — то рожки из нее высунутся, то копытца: репутация у него с душком, наследил он уже кое-где с «Метрополем» — поспешил вылезти, заклеймить, отметился. К своим стихотворным книжкам все «паровозы» строчил. «Паровозами» тогда назывались стихи про Ленина, партию и БАМ. Это сейчас конъюнктура поменялась и таковыми стали считаться тексты про сперму и «цветок между ног».
Мой друг Гофман, у которого отец служил в разведке, и говорит:
— Да это он вас курирует. Опекает. Пасет. Вы, должно быть, в его участок попали, — у них там всё на участки поделено — вот он и наведывается к вам время от времени — что да как, кто приходит, что говорят. А потом отчеты строчит. Гони ты его в три шеи, мой совет.
«Вот гад, — подумала я, — не хватает еще стукачей у себя привечать, да выгоню его и говорить тут нечего».
А он как раз и звонит и опять прежним манером:
— Олесенька, у меня горе — печальный юбилей смерти матери. Хочу вместе с вами помянуть свою старушку. Стою у вашего дома с жареной рыбой и водкой…
— Нет, — закричала я в трубку. — Мы не можем. Приносим свои соболезнования, но к нам сегодня нельзя — дети болеют, мы рано спать ложимся, работы полно — придется до утра корпеть…
А он:
— Милая моя, раз у вас дети болеют, то у вас беда. А какой бы я был друг, если бы бросил вас в беде. Мчусь.
Муж мой как раз из ванны вылез, разнеженный, в халате, а лишь услышал, что наш куратор опять к нам направляется, хвать шубу, хвать шапку и — бегом на лестницу, к нашим друзьям, которые жили в соседнем подъезде.
— Может, он и не стукач, а все равно не могу с ним. Тоскливо мне, томительно.
Тут этот незваный гость и звонит. Нет, думаю, не открою. Нечего сексотам делать в моем доме! Пусть себе звонит…
А он недолго думая р-раз — надавил на ручку и вошел. Дерни за веревочку — дверь и откроется. Потому что у нас дверь-то никогда не запиралась — гостей полон дом, веселье. Прямо как в песне «Не запирайте вашу дверь». Входи, ешь, пей, веселись, читай стихи. У нас, правда, не очень-то и разъешься — денег нет, дети маленькие…