Оба предпочитают парусный спорт, лыжи и плавание. Что же касается тенниса, то Кен считал это занятие напрасной тратой времени. Ингрид иногда играет, но когда мяч летит прямо на нее, испытывает безотчетный страх, от которого до сих пор не может избавиться.
Она, в свою очередь, знала, что в глубине души он боялся ездить на машине через мосты. А ему стало известно, что она ненавидит школы-интернаты, где ее приучили строго придерживаться правил. Он рассказал ей о своей мальчишеской мечте изобрести уникальную компьютерную игру, которая сделала бы его миллионером. А также о том, что он надеялся в один прекрасный день создать проект дома для себя самого. И для своей семьи? Этого он не уточнял, но то, что он говорил, убеждало, что дом должен был быть семейный. И в разговоре получалось так, что вроде и ей предстояло в нем жить.
Да, конечно, они беседовали, делились друг с другом своими мыслями, планами, фантазиями, но значило ли это, что они действительно знали друг друга?
Нет, во всяком случае, он-то ее не знал. Если бы он знал ее, он бы ею не восхищался, думала она.
Всю последнюю неделю он мечтал о ней. Слыша ее голос, все его нюансы, он в своем воображении создал ее образ. Теперь все изменилось: он вспоминал сладостные мгновения, проведенные вместе с ней. Он чувствовал ее аромат! Слышал хрипловатый голос, который звучал в десять раз живее, чем по телефону. Ощущал тело, плотно прижавшееся к нему, ставшие твердыми соски, ее напряженное дыхание, теплые губы, шелковистую кожу.
Когда они были вместе, он ощущал только ее. Когда ее не было рядом, она целиком завладевала его мыслями.
Он ясно осознал, что наконец встретил женщину, которую готов добровольно впустить в свое сердце.
7
Когда Кен поднялся на следующее утро, к нему первым делом пришел сосед, который напомнил ему, что вечером на заднем дворе дома устраивают барбекью.
Но единственное барбекью, которое его устраивало, должно состояться у Ингрид, в четверг… Только они… вдвоем, и никого больше. Закат сменят сумерки, и наконец на небе покажутся звезды. Конечно, он всего этого не увидит, ну и что? Зато они будут разговаривать, он почувствует аромат и шелковистость ее кожи, услышит ее ангельский голос. Легкий ветерок овеет их своей прохладой. Они будут есть жаркое, приготовленное на углях, смеяться, пить вино… Да, ведь необходимо вино.
Он, конечно, принесет вино, как положено делать уважающему себя гостю. Он сейчас пойдет и сам его купит.
Если случится так, что он на всю жизнь останется слепым, — а это отнюдь не исключено, — то нужно подыскать себе подходящее занятие, которое даст ему дополнительные средства. Тогда он сможет предложить какой-нибудь женщине жить вместе с ним.
Хотелось бы, чтобы этой женщиной была Ингрид.
И жизнь эту надо начать сейчас. Немедленно.
Во всех движениях Кена, когда он принимал душ, брился и причесывался, чувствовалась решимость. Затем он взял трость и направился к выходу. Держась очень прямо, он отворил дверь. Расправив плечи, сделал одиннадцать шагов по коридору в направлении лифта. Преодолев последнее препятствие, он наконец вышел из дома.
Чтобы попасть в винный магазин, требовалось пройти три квартала.
Там начиналась его новая жизнь.
— Черт возьми! Я сумел это сделать! — воскликнул он.
Кен стоял возле винного магазина, сжимая под мышкой сумку с бутылкой вина. Он разговаривал сам с собой. С его лица не сходила довольная улыбка. Возможно, на него смотрели люди. Что ж, пускай смотрят. Сейчас это волновало его меньше всего. Душа его ликовала. Ведь он самостоятельно прошел три квартала, преодолел три перехода, нашел винный магазин и сделал покупку. Ему хотелось подпрыгнуть, на лету стукнув каблуками туфель друг о друга. Подобно ребенку, освоившему езду на двухколесном велосипеде, ему не терпелось безостановочно двигаться вперед, предаваясь удивительному ощущению собственной силы.
Кену казалось, что он сможет пройти много миль. Ему хотелось засунуть руки в карманы, высоко поднять голову и идти по улице, насвистывая, тем самым привлекая внимание прохожих. И люди, глядя ему вслед, скажут: «Это же слепой человек, но он знает, куда идет и что делает. Такой не пропадет!»
Он с небрежным видом будет размахивать белой тросточкой, демонстрируя всем и каждому свою самостоятельность. Он хотел, чтобы весь мир знал об этом.
Нет. Это он хватил через край. Он не хотел, чтобы об этом знал весь мир. Он жаждал доказать это Ингрид. И немедленно.
А почему бы и нет? Однако внутри него заговорил другой голос, трезвый и убедительный, но Кен не желал прислушиваться к нему.