Ингрид почувствовала себя униженной. Ей было стыдно и своих собственных слов. Она тяжело вздохнула.
— Ладно, — едва слышно проговорила она. Кен положил ее на спину и поцеловал. Она увидела, что он снова возбужден, почувствовав, как его тугая плоть уперлась ей в ногу.
— Если ты когда-нибудь решишь что-то важное, касающееся наших отношений, например о моей беременности… словом, я согласна, чтобы ты стал отцом моего ребенка.
Кен сделал глубокий, продолжительный вдох.
— Отцом детей, — поправил он ее. — Во множественном числе.
Ингрид кивнула и снова зарылась лицом ему в грудь. Они надолго застыли в такой позе, плотно прижавшись друг к другу, предаваясь собственным мыслям. Затем Кен заговорил снова:
— Можно сделать вывод, что мы предложили друг другу вступить в брак?
— Думаю, что так, — прошептала Ингрид. Кен рассмеялся, касаясь губами ее волос:
— Ты как будто чего-то боишься, дорогая. Я действительно боюсь, хотелось ей сказать, но стараюсь этого не показывать.
Она любила Кена сильнее, чем он ее. Как сложатся их отношения, когда он узнает о ней всю правду?
Трудно поверить, что он ничего не замечает. Взять хотя бы ужасный ужин у отца Ралфа… Неужели он не обратил внимания на ее заикание? Но ничто, однако, не повлияло на его аппетит.
Вспоминая этот ужин, Ингрид крепко стискивала зубы. Отец Ралф беседовал с Кеном беспрерывно. Как выяснилось, у них нашлось немало общих интересов. Оба они неоднократно пытались втянуть ее в беседу, но она отделывалась односложными замечаниями. В конце концов они оставили ее в покое, и она сидела молча, правда, не получая от этого никакого удовольствия.
— Она устала, — сказал отец Ралф, стремясь найти оправдание ее непонятному молчанию.
Ингрид улыбнулась, но что-то в лице Кена заставило ее насторожиться. Очевидно, он подозревал, что за этим нежеланием говорить кроется нечто серьезное.
— Может, Ингрид опасается, что вы откроете мне какие-то страшные тайны, ее касающиеся, — проговорил Кен.
— У-ж-ж-асно боюсь, — ответила Ингрид и заулыбалась.
Оставшуюся часть вечера она держалась напряженно, опасаясь, что Кен обвинит ее, как минимум в том, что она намеренно уходит от разговора. Имелась и другая опасность. Не подумал бы Кен, что она пытается выдать себя совсем не за того человека, которого все привыкли в ней видеть. Однако Кен ничего такого не подумал, и это лишь усилило в ней чувство вины оттого, что она не сказала ему правду.
Когда они приехали к Кену, то сразу же легли в постель. Он нежно ее целовал, гладил по голове, крепко прижимая к себе.
— Устала, бедняжка, — ласково шептал Кен. Сегодня я дам тебе возможность выспаться. Спи. А я буду держать тебя в своих объятиях.
Она вспомнила все, что было за ужином, и крепко, даже с каким-то отчаянием, прильнула к нему.
— Я люблю тебя, Ингрид Бьернсен. Люблю так, что это трудно выразить словами.
— Покажи мне, как ты меня любишь, — сказала она, покрывая поцелуями его лицо.
Кен охотно исполнил ее просьбу, обнаружив при этом умение быть необыкновенно нежным и деликатным.
В среду утром Кен проснулся, уже в момент пробуждения зная, что Ингрид ушла. Больше всего он ненавидел понедельники, среды и пятницы: в эти дни по утрам он просыпался один, Ингрид приходила только к девяти вечера. Часы без нее тянулись томительно медленно и были заполнены тем, что придумал для него отец
Ралф: он звонил по телефону согласно подготовленному для него списку. Но все существо Кена, его мысли сосредоточились на Ингрид и ночах, которые они проводили вместе.
Когда Кен бывал в одиночестве, большую часть времени он посвящал звонкам по телефону от имени бюро «Живые голоса». Когда звонить не нужно было, Кен подыскивал людей, которые готовы были содействовать «Живым голосам». В школе для слепых нашлось двенадцать таких добровольцев. Два городских клуба предложили еще шестнадцать человек. Пять клубов, объединяющих иммигрантов, предоставили семь иностранцев с различными языками, и еще кто-то у них остался в запасе. Такие люди давно требовались «Живым голосам». Случалось, что состарившиеся иммигранты с годами утрачивали способность свободно говорить на языке, который они выучили уже будучи взрослыми. В таких случаях особенно важно, чтобы общение с ними шло на их родном языке.
Кен сидел, закинув руки за голову, и улыбался. Он радовался тому, что мог помочь Ингрид в ее благотворительной деятельности. Ей требовались люди, у которых имелась возможность заняться этой работой в дневное время. Теперь в их списке уже почти не осталось одиноких людей, которые ждут своей очереди, надеясь, что их обслужат «Живые голоса». Кен знал, что непременно найдутся еще желающие помочь им. Он делал все от него зависящее, чтобы никто из нуждающихся в участии и заботе не был обойден вниманием. Кену страстно хотелось, чтобы не было людей, в тоске и одиночестве сидящих у телефона и ждущих, чтобы он зазвонил и они услышали приветливый дружеский голос.