Но Ингрид понимала, что отец с матерью болезненно отнеслись бы к такому поступку, и потому гнала от себя эту мысль. Особенно, когда после ее развода, стараясь доставить ей удовольствие, они с большим размахом выстроили для нее эти апартаменты со всеми необходимыми удобствами. Помимо всего прочего, во время очередных сессий Сената, а также частых поездок родителей в другие города весь дом поступал в ее распоряжение — со всей прислугой, разумеется.
— Мне показалось, что тебе было интересно беседовать с Брейдоном Макгиром, — сказала Филиппа.
В ответ Ингрид лишь повела бровью и пожала плечами. В замечании матери не было ничего удивительного. Ингрид большую часть вечера провела в обществе Брейдона. Она полагала, что сможет оставить его в нужный момент, но проще было предоставить всему идти своим чередом, что она и сделала. Она остановила свой взгляд на Брейдоне, выбирая из двух зол меньшее. Пока Брейдон разливался перед ней соловьем, ей не нужно было развлекать других гостей или, что гораздо хуже, представляться различным официальным лицам.
Итак, Брейдон получил ее в единоличное пользование на весь вечер, а от нее требовалось лишь иногда восхищенно произносить «Ах…» да широко раскрывать глаза, показывая, как она ценит его ум, обаяние, деловую хватку и остроумие, которые он так щедро ей демонстрировал. Брейдон вел себя так, как когда-то, в начале знакомства, держался с ней ее бывший муж Рон.
— Брейдон очень красив, верно? — настойчиво проговорила мать. — Он мне очень напоминает Рона.
Ингрид кивнула. Она была занята тем, что переставляла на полках в шкафчике коллекцию фарфоровых мышек. Что бы ни происходило в ее жизни, она не оставляла своих мышек без внимания.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты со мной нормально разговаривала, дорогая, — сказала мать. — Мне не нравится, что ты отвечаешь мне жестами. Все врачи-логопеды, которые занимались тобой в разное время, в одном были единодушны. Тебе показано нормальное общение с людьми. Или, скорее, — с улыбкой добавила Филиппа, которая всем своим видом, выражением лица старалась выказать максимум любви и заботы, — настолько нормальное общение, насколько это возможно. Я твоя мать. Любые недостатки твоей речи не могут повлиять на мое к тебе доброе отношение.
Ингрид была готова смеяться и плакать. Самой ей эти недостатки казались весьма значительными. Филиппа же искренне верила, что Ингрид стоит только хорошо постараться — и от ее заикания не останется и следа.
— Из-звини, — сказала дочь, продолжая заниматься своей коллекцией.
Фарфоровые мыши были своеобразным символом того, насколько мало взаимопонимания существовало между Филиппой и Ингрид. Эти мышки являлись реликвией, напоминавшей Ингрид о днях учебы в школе-интернате. Тогда-то к ней пристало неприятное прозвище Мышеловка. Мать не понимала, что другие девочки вели себя жестоко по отношению к дочери. Напротив, она считала это знаком дружеского расположения соучениц и упрекала Ингрид в том, что та излишне чувствительна. Именно она дарила ей маленьких сувенирных мышат.
— Посмотри-ка на меня, дорогая, — попросила мать.
Ингрид обернулась.
— Что вы так долго обсуждали с Брейдоном после окончания обеда?
— Мы говорили о нем самом, — сказала Ингрид и зевнула, даже не пытаясь скрыть, что эта тема ей более чем неинтересна. Как, впрочем, и сам Брейдон. — Он говорил. Я слушала…
Ей не слишком хорошо удавался звук «л». Филиппа ее не поняла или сделала вид, что не поняла.
— Все это просто замечательно, дорогая, ведь такое общение помогает стать хорошей собеседницей.
Ингрид подняла голову и возмущенно спросила:
— Чему помогает, мама?
От волнения она произнесла вопрос без запинки?
— Ну… помогает женщине… общаться с другими людьми. Разве ты не хочешь иметь друзей, Ингрид?
Единственные друзья, которые не подводят, это те, с которыми я общаюсь по телефону, подумала Ингрид. Да еще дети, конечно.
Ингрид на мгновение смежила веки и уселась возле окна на стуле, располагаясь между матерью и фотографией Кена Рэнсома, которая лежала, прикрытая ее свитером.
Она слышала эту материнскую лекцию во всевозможных вариантах на протяжении двадцати девяти лет, за исключением тех двух лет, когда была замужем. Затем ту же самую лекцию начал ей читать супруг. Только лейтмотив матери «ради того, чтобы иметь друзей» в его интерпретации звучал как: «если ты хочешь, чтобы я преуспевал в бизнесе». В конце концов, он от нее ушел. Впоследствии она узнала, что он таки преуспел в бизнесе. Рядом с ним теперь другая женщина, которая не заикается и потому безупречно ведет себя с его коллегами.