— Черт! Ты же знаешь, что дело не только в этом! — взорвался Маккензи. — Тебе отлично известны мои чувства!
— Кажется, да: мы хорошо подходим друг другу в постели.
— Я люблю тебя, сойка.
Сердце девушки забилось с бешеной скоростью. Наверное, она ослышалась.
— Что ты сказал? — переспросила Хани.
— Я сказал, что люблю тебя.
— Ох, Люк, только не лги мне сейчас! Это так жестоко. Будь честным хотя бы с собой. Маккензи зажал ей рот ладонью.
— Ты хочешь все усложнить, не так ли? Не умею я говорить о таких вещах, но если уж тебе так хочется этого, изволь. Ты прекрасна. Мне нравится смотреть на тебя, я схожу с ума, вдыхая исходящий от тебя аромат лаванды. Мне все время хочется дотрагиваться до тебя, все время хочется уложить тебя в постель — даже в те минуты, когда мне надо заниматься делами. Ты это хотела услышать?
— Что-то вроде этого, Маккензи, но… в другой форме, — ответила девушка. — Неужели ты не понимаешь? — Она отвернулась.
— А неужели ты не можешь понять, что я люблю тебя?
— Да, — невесело усмехнулась Хани, — особенно если вспомнить все, что мы с тобой друг другу наговорили. — Она раздраженно посмотрела на него. — Чего ты от меня ждешь?
— Только скажи: «да» или «нет». Ты же сама пожелала, чтобы разговор получился откровенным, так почему же не хочешь быть честной?
— Честной? Ты забыл, что я не обладаю этой добродетелью! — Хани споткнулась — она зашла слишком далеко.
Как она и ожидала, Маккензи не пропустил ее слова мимо ушей.
— Так вот ты о чем, — медленно протянул он. — Послушай, Хани, я прошу прощения за все грубости, что наговорил тебе в прошлом. Нам обоим надо все забыть.
— Легко сказать! Для меня доверить будущее мужчине труднее, чем вернуться к прошлому. У меня есть причины не доверять мужчинам, — возразила она.
— Может, у тебя и не было возможности убедиться в том, что мне можно доверять, — проговорил Люк, — но ты хотя бы знаешь, что я не пью, так что нечего сравнивать меня с твоим отцом. Хоть я и небогат, но смогу обеспечить тебя. Знаю, что на ранчо придется много трудиться, но я вовсе не хочу взваливать этот груз на тебя. С меня будет довольно, если ты станешь хорошей матерью Джошу, а мне — женой. И… — Люк внезапно замолчал, и девушка вопросительно посмотрела на него.
— И что? — спросила она.
— Я знаю, что ты не любишь меня, зато я люблю тебя и постараюсь сделать тебя счастливой, — договорил Маккензи.
— Но с чего ты взял, что я не люблю тебя? — недоумевала Хани.
— Знаешь, сойка, если ты не хочешь выходить за меня, скажи об этом прямо, и кончим этот разговор.
Не стоит бродить вокруг да около… — Только тут до него дошло значение ее слов. — Ты хочешь сказать… Она обвила его шею руками.
— Я люблю тебя, Люк.
Он медленно опустил ее на землю и впился в ее губы горячим пересохшим ртом. Хани судорожно вздохнула.
— Мы сразу поженимся? — спросил он, покрывая россыпью мелких поцелуев ее шею.
— Да, — выдохнула она.
Приподняв голову, Маккензи заглянул в ее затуманившиеся глаза и нежно погладил ее щеку.
— Ты же знаешь, сойка, что я сделаю все для того, чтобы ты была счастлива.
Девушка зачарованно смотрела на него. Люк дотронулся губами до ее лба, до кончика носа, а затем снова впился в ее губы.
«Ох, Люк, — мелькнуло у нее в голове, — только с тобой я чувствую себя так чудесно. Я так люблю тебя!»
Девушка изогнулась дугой, чтобы сильнее прильнуть к его телу, чтобы утонуть в темной глубине его сапфирового взгляда.
— У тебя такая великолепная грудь, — прошептал он, дотрагиваясь пальцами до просвечивающих сквозь ткань лифа отвердевших сосков.
Хани вздрогнула.
— Мне нравится наблюдать за тобой, сойка, — прошептал Маккензи.
— Не надо, Люк, — едва смогла пролепетать она.
— Хочешь, чтобы я остановился? — спросил он, дотрагиваясь до другой груди Хани. Она была не в силах ответить ему. Люк не сводил с нее горящего желанием взора.
— Если хочешь, чтобы я остановился, я послушаюсь, — хрипло проговорил он.
Опустив лиф ее платья и нижнюю рубашку, он стал целовать ее соски. Хани застонала от наслаждения. Их губы снова встретились. Когда бесконечный поцелуй прервался, Маккензи прошептал:
— Я люблю тебя, сойка. Мы все можем начать заново. В наших отношениях больше не будет лжи, а все ошибки останутся в прошлом.
— Да, Люк, да! — воскликнула девушка, и они запечатали это новое соглашение еще одним поцелуем. Люк сел и поправил ее платье.
— Жаль, что мы еще не муж и жена, — проворчал он. — Меня раздражает, что я вынужден целоваться с тобой, прячась от всего мира. Как школьник! — Он встал и помог подняться девушке. — Жду не дождусь, когда получу все привилегии женатого человека.
У Хани слегка кружилась голова от поцелуя «школьника».
— Представляю себе лицо Джоша, когда он узнает радостные новости, — проговорил Маккензи.
— А мне не терпится взглянуть на Синтию, — засмеялась Хани.
— Думаешь, Джош будет счастлив?
— Надеюсь, что и мы тоже, Люк. Маккензи бережно убрал несколько непослушных локонов с ее лица.
— Нам придется немало потрудиться, чтобы добиться этого, но ведь игра стоит свеч, не так ли?
Они опять слились в горячем поцелуе, позабыв обо всем на свете, но вдруг до них донесся крик Джоша:
— Папа, смотри, как быстро я умею ездить! Люк повернулся и увидел, что сын верхом на пони скачет по лужайке.
— Замедли шаг, Джош, так слишком быстро! — Его кулаки сжались, когда он заметил на пути лошадки толстый ствол поваленного дерева. — Дерни за поводья, Джош! Скорее! — К его ужасу, у мальчика не было уздечки в руках. Она болталась где-то сбоку, а пони с каждым мгновением приближался к опасной преграде.
Отпустив Хани, Люк бросился к своему скакуну, но Аламо был слишком далеко от мальчика, и не было никакой возможности подоспеть вовремя, чтобы спасти ребенка.
Амиго тоже почуял опасность. Грозно залаяв, он бросился наперерез лошадке. Пони испугался, шарахнулся в сторону и уже через несколько мгновений был схвачен подоспевшим к нему Люком.
Задыхаясь от волнения, Хани что есть мочи бросилась к ним. Когда она подбежала к Аламо, Джош уже сидел рядом с отцом, а перепуганный Люк крепко обнимал мальчика.
— Никогда больше не делай этого, сынок, — проговорил Люк. — Ты же мог погибнуть.
— Это было так здорово! — весело выкрикнул ребенок.
— Думаю, на сегодня достаточно уроков верховой езды, — заявила Хани. Она забрала у Люка мальчика, а затем и сам Маккензи спрыгнул с коня. Все трое отправились к расстеленному под кустами одеялу; за ними, высунув язык, плелся Амиго.
Люк потрепал собаку по голове.
— Чертов пес, — добродушно пробормотал он. Когда все расселись на одеяле, Хани переглянулась с Маккензи и сделала ему знак начинать.
— Джош, — медленно заговорил Люк, — у нас для тебя хорошая новость. Я отправил фрау Фрик в Сакраменто.
— Ура-а-а!!! — завопил мальчуган. Люк откашлялся.
— И мы с Хани собираемся пожениться, сынок, — договорил он.
Маккензи и Хани во все глаза смотрели на мальчика. Джош оторопел. Несколько мгновений он молчал, видимо, осознавая только что услышанную новость, а потом нерешительно спросил:
— Папа, ты хочешь сказать, что теперь Хани будет моей мамой?
Люк подмигнул девушке.
— Да, сынок, — ответил он.
— Ура-а-а!!! — Мальчик бросился к ним с поцелуями, и вся компания со смехом повалилась на одеяло.
Джош поцеловал их, а потом спросил у девушки:
— А можно я буду называть тебя мамой, а не Хани?
— Хорошо бы, — ответил вместо нее Люк.
— Но если не хочешь, то не надо, — быстро добавила Хани.
— Хм! — хмыкнул мальчик. — Пожалуй, хочу. — Он вскочил на ноги. — Ты слыхал, Амиго? — Пес все это время неуклюже пытался примоститься рядом. — Хани будет нашей мамой, и мы будем называть ее мамой, а не Хани! А старая фрау Фрик со своей противной кошкой уехала! И тебе не придется больше спать одному!