— Генерал, — сказала она, — слишком много выпил. Он завистливый грубиян и оскорбил меня, когда я стала защищать вас.
— Почему бы вам не прогнать его, сударыня? Этот мужлан не годится для того, чтобы служить такой замечательной красавице.
— Уже поздно, мой друг. Иначе им завладеет одна женщина.
— Ах, почему я не знатный вельможа! Но пока должен сказать вам, что я болен много серьёзнее, чем Кетлер.
— Надеюсь, вы шутите.
— Совсем нет. Ежели не выкажете вы человеколюбия и не доставите мне единственно возможное лекарство, я уеду отсюда несчастным до конца своих дней.
— Задержитесь. Поверьте, я не забываю о вас, но найти подходящий случай очень трудно.
— Если сегодня вечером генерал не пришлёт за вами карету, я мог бы, не нарушая благопристойности, отвезти вас.
— Молчите, у вас нет кареты, и лучше отвезу вас я. Мысль хороша, но нужно, чтобы это не выглядело нарочно подстроенным. Вы проводите меня до кареты, я спрошу, где ваша, а вы ответите, что у вас её нет. Тогда я приглашу вас и довезу до трактира. Езда займёт только две минуты, но в ожидании лучшего и это уже кое-что.
Я ответствовал ей лишь взглядом, который с живостью выразил, сколь опьянила меня открывшаяся надежда.
Пьеса, отменно короткая, показалась мне растянутой на целое столетие. Наконец занавес упал, и мы пошли к выходу. У подъезда она спросила всё, как было договорено, и, когда я ответил, что у меня нет кареты, сказала: “Я еду к генералу справиться о его здоровье. Если это не покажется вам слишком долгим, на возвратном пути я могу довезти вас”.
Мысль была восхитительна — нам предстояло дважды пересечь весь город, и это оставляло уже не так мало времени, К сожалению, экипаж был открытым, а луна светила прямо в лицо. В этот вечер я не мог назвать её покровительницей влюблённых. Мы сделали всё, представлявшееся возможным, но, по существу, это было почти ничто. Подобная игра вызвала у меня лишь отчаяние, хотя моя прелестная спутница с величайшим рвением содействовала моим усилиям. В довершение неприятностей дерзкий кучер из любопытства несколько раз оборачивался в нашу сторону, и это вынуждало нас умерять свои движения. Часовой сказал, что Его Превосходительство никого не принимает, и мы радостно повернули обратно. Теперь луна светила уже в спину, и любопытство кучера было не столь стеснительно. Мы устроились несколько лучше, но мне казалось, что лошади прямо-таки летят по мостовой. Я счёл необходимым задобрить возницу на отучай, если бы оказия повторилась, и, выходя, дал ему дукат.
Возвратился я изнурённый и несчастный, но влюблённый более прежнего, тем паче красавица вполне убедила меня, что не ограничится одной только податливостью и страсть её нисколько не уступает моей. В подобных обстоятельствах я решил не уезжать из Кёльна, не испив с этой воистину божественной женщиной полную чашу наслаждений. А это, как мне казалось, могло произойти лишь когда генерала не будет в городе.
Назавтра в полдень я отправился в резиденцию Его Превосходительства, дабы расписаться в книге посетителей, но день оказался приёмным, и я поднялся. Дама моя была тут же.
Я обратился к генералу с приличествующим обстоятельствам комплиментом, но грубый австрияк отвечал лишь холодным наклоном головы. Вокруг стояло много офицеров, и спустя четыре минуты я сделал общий поклон и удалился. Сей неотёсанный болван не выходил из комнаты три дня, и моя дама не появлялась в театре, так что я был лишён удовольствия видеть её.
В последний день карнавала Кетлер пригласил многочисленное общество на ужин, за которым должен был последовать бал. Я отправился в театр, дабы свидетельствовать почтение моей милой даме, и когда взошёл в её ложу, она, улучив минуту, спросила:
— Генерал пригласил вас?
— Нет.
— Как! — воскликнула она с негодованием. — Вы не приглашены? Но вам всё равно нужно быть там.
— Подумайте, что вы говорите, сударыня, — отвечал я с нежностью, — я готов повиноваться чему угодно, за исключением этого.
— Мне известно всё, что вы можете возразить, и всё-таки вам надобно прийти. Я почту себя обесчещенной, если вас не будет за ужином. Вы должны дать мне это доказательство вашей любви и, смею сказать, уважения.
— Требуете? В таком случае я буду. Но понимаете ли вы, божественная, что приказ ваш может стоить жизни или ему или мне, ибо я не такой человек, который стерпит оскорбление.
— Мне всё понятно, и я принимаю вашу честь столь же близко к сердцу, как и свою собственную, если не более. Но с вами ничего не случится, обещаю вам. Я решилась окончательно, и вы должны прийти, обещайте мне это. Если вас не будет, я тоже не появлюсь, но тогда мы уже никогда не увидимся.