Машинально заведя руку за спину, Сара дотронулась до спинки стула; это прикосновение к чему-то твердому придало ей сил.
— Вообще-то я как раз надеялась избежать встречи с тобой… любимый.
Просто хотела… поплавать в бассейне. Или ускакать куда-нибудь, чтобы ветер свистел в ушах. В общем, захотелось свободы, если ты знаешь, что это такое.
— Ты свободна, Дилетта. — Марко опустил руку, державшую хлыст для верховой езды, и, сузив глаза, сосредоточенно изучал ее лицо. — Свободна выбирать и идти на риск. О какой скачке ты говоришь? Чего ты хочешь? Если твои желания не простираются до новой «хонды» или бриллианта в десять карат, ты можешь уговорить меня пойти им навстречу…
«Уговорить», «пойти навстречу»… Если бы Сара не взяла себя в руки, она могла бы сейчас вопить, брызгая слюной. Она несколько раз глубоко вдохнула, прежде чем заговорить:
— Тебе не кажется, что пора кончать игру? Я хочу сказать… Ты уже доказал себе… все, что хотел доказать… и тебе наверняка надоело — так же, как и мне. Так нельзя ли нам разойтись по-хорошему?
Произнося это холодным, отрешенным голосом, Сара чувствовала, как у нее все сжалось внутри. Неистово колотилось сердце. Почему он так странно смотрит и не предпринимает ничего такого, что вернуло бы ее к реальности.
Когда Марко открыл рот, его голос звучал на удивление ровно, все острые углы были укрыты шелком… Однако хлыст чуть не сломался в его руках, и Сара замерла на месте.
— Так тебе надоело, бедняжка моя? Тебе мало одного мужчины? Непривычно существовать без дикой музыки, ночных огней и любвеобильных продюсеров? Хотя он не сделал ни одного движения, Сара почти физически ощущала прикосновение его хлыста. Должно быть, она невольно отшатнулась, потому что он насмешливо скривил губы в некоем подобии улыбки. — Хорошо, что я знаю, какая ты неисправимая лгунья, иначе я принял бы это всерьез и, пожалуй, мог рассердиться. Но твой взгляд и особенно поза, то, как ты стоишь передо мной в этом бледно-зеленом халатике, который одновременно и прячет, и открывает… Когда я смотрю на тебя, как ты думаешь, что я читаю в твоих бесстыдных, лживых глазах, Дилетта? Ты действительно боишься хлыста и особенно тех следов, которые он может оставить на твоей нежной, загорелой коже? Или это притворство с целью придать остроту нашим отношениям? Ты опять бросаешь мне вызов?
Сара застыла, точно пригвожденная к одному месту, обеими руками за спиной вцепившись в подлокотник кресла с такой силой, что, ей казалось, пальцы могли не выдержать напряжения, и, словно завороженная, следила за тем, как Марко стянул с руки кожаную перчатку и с презрительной уверенностью провел пальцами по ее плечу и спустился к ложбинке меж грудей.
— Ты поступаешь мудро, что не отвечаешь, мое сокровище. Потому что прекрасно знаешь, что за этим может последовать. — Рукояткой хлыста он приподнял ей подбородок, заставляя ее взглянуть ему прямо в глаза. Потом провел хлыстом по ее горлу и ниже, раздвигая отвороты халатика. Прежде чем Сара успела что-либо сообразить, она почувствовала рукоятку хлыста у себя между ногами.
— Это ты лжец и лицемер, а не я! — крикнула она. — Не смей!
— Вот как? Но раз ты даешь понять, что мне все еще никак не удается удовлетворить тебя, я подумал…
— Прекрати! Садист проклятый!
Давление нарастало, и Сара снова крикнула. С грязным ругательством Марко с такой силой отбросил хлыст, что тот ударился о вазу, и та разлетелась вдребезги. Он схватил Сару за волосы и оттянул ее голову назад, а другой рукой крепко прижал к себе ее стан. Когда он заговорил, голос звучал так, будто водили тупым лезвием по стеклу.
— Таким шлюхам, как ты, только и подавай садиста! Нет уж, стой тихо, а то у меня возникнет желание все-таки испробовать на тебе хлыст. Тварь! — Он крепче сжал пальцы, и она застонала. — Я еще не бил тебя по-настоящему, но запросто могу это сделать. Ты это знаешь, не правда ли? А если не знаешь или притворяешься, так я тебе объясню. Ты будешь оставаться здесь столько, сколько я пожелаю, и будешь принадлежать мне одному — даже если тебе и «надоело»! Слышала, что я сказал? Ты моя, дрянь ты этакая, и будешь моей, пока я хочу тебя, ясно? Никаких новеньких мотоциклов, а также их отважных владельцев! Я не допущу, чтобы ты раздвинула перед ними ноги, как раздвигала для сотен мужчин. Придется тебе для разнообразия довольствоваться одним мужчиной.
— Ни за что! Ты…
Прежде чем Сара успела возразить, он закрыл ей поцелуем рот и продолжал прижимать ее к себе, расточая умелые ласки до тех пор, пока она не начала поддаваться.
И до чего же легко она уступила! Как охотно ее тело реагировало на рассчитанные, без малейшей нежности движения его пальцев у нее между ног! Он опустил ее на ковер, и Сара предприняла запоздалую попытку убежать.
— Если ты будешь поворачиваться ко мне задом, я приду это за приглашение, моя желанная. Или ты хочешь, чтобы я взял тебя именно этим способом?
— Нет! — шелковый халатик слетел с нее. — Ты знаешь, я терпеть не могу… извращений! Подонок!
— Надо же, как быстро у тебя меняется настроение, — издевательским тоном произнес он и положил руку сначала ей на живот, а затем на грудь. — То согласна на все, что угодно, то вдруг цепляешься за идиотские предрассудки.
Наверное, чтобы тебя как следует завести, необходимо присутствие кинокамеры и целой съемочной группы. Возможно, я это устрою.
— Ты забыл самое главное! — выпалила Сара. — Настоящего мужчину! Такого, кто мог бы удовлетворить все Мои желания. Сможешь устроить это?
— Ах, тебе нужен кто-нибудь типа Гэрона Ханта? Или Анджело, — последний герой твоих любовных грез? Только не смей произносить имя Карло. И вообще, довольно лжи или я перегрызу твое нежное горло!
Он оседлал ее, обеими руками упершись ей в плечи. Сара захлебывалась от ненависти.
— Ах, хватит лжи? Другими словами, ты хочешь услышать то, что сам считаешь правдой? Прекрасно! Думаю, что удовольствуюсь Гэроном. Он дико сексуален и достаточно уверен в себе, чтобы быть нежным. Он просто сворит меня с ума!
«Сейчас он тебя задушит!» — кричал внутренний голос. Сара вся напряглась, но не отводила дерзкие глаза от двух черных пропастей.
— Ты убедилась в этом в результате всего одной ночи? И то он вышел от тебя через каких-то пару часов. Пожалуй, ты уж слишком неразборчива, Дилетта. И, видимо, сама не так уж хороша в постели, раз не можешь удержать мужчину.
На этот раз в его взгляде мелькнуло нечто такое, от чего она поперхнулась словами, которые должны были как можно больнее ужалить его. Она собиралась сказать, что он не способен довести ее до экстаза, что предпочла бы ему первого встречного… Но она так и не позволила этим словам сорваться с ее губ, а просто лежала, плотно сомкнув веки, и ждала. Чего угодно.
— Клянусь Богом, с меня достаточно! Вы только посмотрите на нее! Лежит тут, как великомученица, зажмурившись, чтобы не видеть гнусного дикаря, готового в любой момент растерзать ее нежную плоть! Ну не смехота ли?
Он начал бережно, с рассчитанной медлительностью гладить все ее тело, словно восстанавливая себя в правах собственности. И вдруг, больно ущипнув ей щеку, отпустил ее. Сара осталась лежать на полу, упорно не размыкая век.
Откуда-то сверху донесся его голос:
— Можешь надеть халат и отправляться в ванную. Я тебя больше не потревожу, так что ублажай себя сама, сколько влезет.
— Должна ли я понимать это так, что ты меня отпускаешь? — она по-прежнему не открывала глаза.
— Мне жаль разочаровывать тебя, дорогая, но ты останешься здесь еще на некоторое время — пока я не решу, что с тобой делать. Развлекайся сама с собой и с воображаемыми любовниками. А когда это наскучит и для разнообразия захочется чего-нибудь более реального… можешь прислать записку, и если ты хорошо попросишь и я буду не слишком занят… возможно, я навещу тебя — если твой тип женской красоты еще будет вызывать во мне желание.